Пока человек чувствует боль — он жив.
Пока человек чувствует чужую боль — он человек.
Франсуа Гизо
Исполнилось 100 лет со дня рождения Андрея Дмитриевича Сахарова, человека, весь образ жизни которого опровергает устоявшееся представление о том, что политика не может быть нравственной. Одновременно являясь исключением, подтверждающим это правило. Потому что это чуть ли не единственное в России исключение.
Да, время тогда было такое, что он, диссидент №1 коммунистического режима, успел стать политиком, депутатом советского парламента, который впервые за годы советской власти стал местом для дискуссий. Он и умер как политик — в день смерти он выступил на собрании Межрегиональной депутатской группы в Кремле, где в то время проходил II Съезд народных депутатов СССР.
Многие упрекали Андрея Дмитриевича за то, что он пошел в политику, стал депутатом. Но можно не сомневаться — если Сахаров пошел во власть, значит, он поверил глубине происходящих перемен и главное — что, став депутатом, он сможет принести пользу своей стране. Вот ведь в Чехии Вацлав Гавел, еще один пример нравственности в политике, тоже пошел во власть, и не просто во власть, а стал президентом. И не вина, конечно, Сахарова, что в Чехии и в России на выходе получились разные результаты. Увы, в России (СССР) ни Сахаров, ни Вацлав Гавел не могли бы быть избраны в президенты, а значит, была некоторая разница между народами Советского Союза и тогдашней Чехословакии.
В чем именно разница, можно докопаться, если проанализировать, а кто в России может стать культовой политической фигурой, популярным политическим лидером, поддерживаемым большинством населения.
В советском (российском) обществе была и есть своего рода шизофрения, раздвоение: с одной стороны, неуемная любовь к высшему лицу в государстве, культ, как правило, не личности, а безличности — а с другой стороны, симпатии и сочувствие к бунтарям, преследуемым властью. Но обратите внимание: не ко всяким бунтарям.
Сейчас некоторые договариваются до сравнения с Сахаровым Алексея Навального. Хотя сравнение националиста Навального и космополита Сахарова многим, в т.ч. и автору этих строк, представляется по определению диким, тем не менее нельзя не признать тот факт, что по критерию популярности в народной массе Навальный оставил далеко позади Андрея Дмитриевича. У Сахарова, несмотря на многие годы опалы, ссылки, и близко не было той популярности в советском обществе, какая уже сегодня есть у Навального в обществе российском (а ведь она только на взлете, то ли еще будет после такого мученичества).
Допустим, в советское время, во время опалы, Сахарова просто боялись поддерживать, к тому же пропаганда задурила людей, представив его как злостного антисоветчика, врага своей родины. Помню собственные жуткие впечатления от зачитанного в 1980 году в программе "Время" диктором Игорем Кирилловым постановления советского правительства: у партии и правительства нет более никаких сил слушать клеветнические измышления академика Сахарова на советский строй, и мы просто вынуждены принять решение о его высылке в г. Горький! Это стало для меня, в то время еще школьника, шоком, откровением, явившим всю репрессивную суть советского режима.
Но в эпоху перестройки всем стало понятно, кто такой академик Сахаров, понятен масштаб его личности, стало ясно, что никакой он не враг, а, наоборот, человек, искренне желающий своей стране добра, пострадавший за свои убеждения. Но и тогда не то что "культа" Сахарова, в хорошем смысле этого слова, в стране не возникло, но даже элементарных симпатий к нему (разве что среди части интеллигенции) — хотя в это же время немыслимыми темпами росла популярность Бориса Ельцина во всех слоях общества. Как говорится, от алкоголика до академика. Вот как сейчас у Навального.
То же самое, кстати, что о Сахарове, можно сказать о Валерии Ильиничне Новодворской — вот уж кто сполна получил "любви" от России-мачехи. Но никаких симпатий к ней, да просто сочувствия по поводу ее поломанной судьбы, искалеченной жизни в массе советского, а потом российского общества не возникло — в лучшем случае было сочувствие к ней как к юродивой.
Все дело, похоже, в том, что и Ельцин, и Навальный по сути своей — разрушители. Причем в данном контексте это слово не несет в себе негативную коннотацию. Видимо, только такой разрушитель, как Ельцин, и мог сломать хребет коммунистическому советскому монстру, и тем более представляется очевидным, что для слома путинского режима без разрушителя тоже не обойтись. Я только констатирую сухой факт: любовь русского (российского) народа к бунтарям-разрушителям. Эта традиция берет, видимо, свое начало во временах Разина и Пугачева.
Кроме того, Сахаров вступался за "чужих" — например, за лишенных родины крымских татар. Можно не сомневаться, доживи Андрей Дмитриевич до наших дней — вступался бы за чеченцев, грузин, украинцев, сирийцев. Вспомните, какой обструкции он подвергся на съезде народных депутатов СССР, когда вспомнил о миллионе (!) погибших афганцев в результате выполнения советской армией "интернационального долга"! Тогда как все остальные печалились лишь о 14 тысячах погибших воинах-"интернационалистах". Фраза Франсуа Гизо, вынесенная в эпиграф, была произнесена в 19-м веке, но как будто о Сахарове.
Андрей Дмитриевич относился к тому редкому, даже редчайшему типу людей на советском пространстве, который умел поставить себя на место другого, почувствовать чужую боль. И это никогда не могло понять и принять агрессивно-послушное большинство, да просто обывательская масса.
А Алексей Навальный говорит исключительно о защите своих, русских, титульной нации, притесняемой нацменьшинствами, "чернозадами" и всякими понаехавшими. Естественно, это находит самый живейший отклик у массового обывателя, включая, увы, большинство российских либералов (либерализм которых заканчивается там, где начинается национальный вопрос). Здесь можно только вспомнить сказанное Валерией Ильиничной Новодворской 10 лет назад: "Тот, кто говорит о защите русских в России, уподобляется тем, кто говорил о защите немцев в Германии. Это абсолютное табу для приличного политика, и вообще для приличного человека. Это и есть нацизм, и ничто другое". Но это понятно, это нравится российским гражданам, так же, как в свое время нравилось бюргерам в Германии. Отсюда — и соответствующий рейтинг Навального, несравнимый с "рейтингом" в российском обществе Сахарова.
И вообще, весь интеллигентский облик негромко говорящего, запинающегося Андрея Дмитриевича, как я понимаю, претил всей сути глубинного народа и невыгодно контрастировал с брутальным Ельциным (а теперь Навальным).
Но на обломках самовластья (коммунизма, путинского режима) нужно что-то созидать, проводить реформы. И вот с этим в России всегда были проблемы, потому что этим занимались все те же разрушители самовластья, не понявшие, что свою положительную роль они уже сыграли и надо бы уступить дорогу другим людям. Мавры, сделавшие свое дело, не уходили.
Мавр Ельцин, собственно, до конца даже процесс разрушения не довел. Сломав хребет коммунистическому монстру, он оставил нетронутой имперскую матрицу (так же, кстати, как и большевики: вроде бы и уничтожили самодержавие и Российскую империю, но на их обломках создали империю — не чета царской и то еще самодержавье). А именно слом этой матрицы и был бы главной и необходимой реформой пятивековой кондовой империи, предпосылкой для всех остальных назревших реформ, без которой нечего было и мечтать о создании "счастливой России будущего". Еще Ельцин не разогнал КГБ. Несмотря на то, что, как теперь понятно, он с самого начала был под плотной опекой спецслужб (см. его фото на БТРе во время путча в окружении Коржакова и Золотова), я считаю, что у него был краткий промежуток времени, когда он мог сделать это, если бы действовал быстро и решительно — сразу после победы над ГКЧП, на волне эйфории от этой победы.
Потому Навальный на посту президента и представляется мне, может быть, даже не столько опасной (хотя и это тоже), сколько попросту негодной кандидатурой — он, как и Ельцин, не сделает главного. При всех известных его высказываниях, можно не сомневаться, он не только не посчитает нужным уничтожить, а, наоборот, будет охранять и лелеять имперскую матрицу (и ФСБ, можете не сомневаться, не тронет, разве что реорганизует). В то время как Вацлав Гавел, например, нисколько не противился исторически назревшему распаду Чехо-Словакии. Развод состоялся мирно, цивилизованно, что любому русскому имперцу представляется, наверное, диким: маленькая Чехословакия, по всем имперским понятиям, тем паче должна была быть озабочена своей территориальной целостностью! Потому что, по этим понятиям, величие страны определяется ее величиной. Но то, что даже в 19-м веке было уже, мягко говоря, не совсем верно, тем более перестало быть истиной в веке 21-м, и судьба совсем маленьких в сравнении с великой по величине Россией Чехии и Словакии, давно вошедших в ЕС, тому прекрасное подтверждение.
Носитель нравственности в политике, каковыми были Сахаров и Гавел, в России не может не то что стать президентом, но даже быть допущенным хоть на сколько-нибудь значимые позиции. И это, конечно, беда России. Ей, скорее, по сердцу придутся воры и даже убийцы — хотя она с восторгом привечает и борцов с ворами, с коррупцией, как мы видим сейчас на примере Навального. Тоже такого своего рода шизофрения матушки-России.
Несчастна страна, в которой такие люди, как Андрей Дмитриевич Сахаров, являются маргиналами, причем не только в условиях диктатуры — но и в оттепель.
