Россия постепенно подходит к очередной критической точке военного конфликта — два года. Если быть точнее, то критическая точка наступает чуть позже: примерно через два с половиной года, но переход к ней можно заметить уже сейчас.
Суть в чем. Любой конфликт к двум годам со своего начала уже приобретает вполне очевидный формат с не менее очевидным завершением. Скажем, фашистская Германия через два года после нападения на СССР окончательно потерпела стратегическое поражение в августе 1943 года после Курской битвы, и с этого момента уже не могла вести никаких наступательных действий за исключением локальных и ничего не значащих операций. Первая мировая война примерно через два года также обрела абсолютно очевидный характер войны на истощение в позиционной форме.
Соответственно, возникает чисто психологическое восприятие. В первом случае у будущего победителя возникает уверенность в победе, а у будущего побежденного — такая же уверенность в неизбежном поражении, а вот в случае безнадежного конфликта без результата обе стороны накрывает непреходящая усталость и депрессия. Через два с половиной года после начала Первой мировой единственным чувством в России стало ожидание мира на любых практически условиях. На этом, кстати, сыграли большевики, поставившие своим лозунгом мир без аннексий и контрибуций.
У нас пока не два с половиной года и даже не два. Мы только приближаемся к этой точке. Но уже сейчас можно заметить, что динамика общественных настроений постепенно меняется. Оголтелые сторонники победы любой ценой переходят в лагерь меньшинства, меньшинство составляют и те, кто поддержит вообще любое решение власти: СВО так СВО, перемирие — и хорошо. Сдаемся и поднимаем руки — и это они поддержат тоже. Лояльных любой власти во все времена было примерно одно и то же количество — от пятой части до трети населения.
Но вот не сторонников СВО в той или иной форме становится всё больше.
Они в силу развязанного внутри страны террора не высказываются вслух, не проводят митинги и демонстрации, но это те люди, которые поддержат любого, кто выдвинет любые мирные лозунги. Собственно, это можно было заметить даже по истории с Пригожиным. Общее мнение о нем было несколько парадоксальным — он-то повоевал, и что это такое, знает. А потому он наверняка всё это прекратит, и быстро.
При всём крайне скептическом отношении к социологии на данном историческом этапе (а мы сегодня живем в полноценной катастрофе, и значит — вблизи фазового перехода, поэтому социология, как инструмент измерения стационарной системы, здесь мало пригодна), но других инструментов все равно нет. Так вот, социология показывает, что сторонники мира начинают занимать доминирующую позицию в обществе. Их число уже сравнимо с оголтелыми милитаристами и лояльной частью населения. Критическая точка, о которой я писал вначале, наступит, когда сторонники мира составят примерно 80 процентов всего населения (стандартное разделение общества на 80:20, универсальный закон Парето).
Сегодня таковых порядка половины, и их доля в динамике продолжает расти. Ориентировочно начиная в весны-начала лета доля сторонников мира достигнет этой величины, и далее система войдет в готовность к переходу.
Пригожин выстрелил на год раньше. Если бы он с теми же лозунгами пошел на Москву не в июне 2023 года, а в июне 2024, то вместо доброжелательного, но пассивного отношения к его походу он бы получил массовый приток добровольцев, и к Москве подходил бы во главе 50-100 тысячной армии.
Кстати, такая же история случилась у ИГИЛ, когда 800 боевиков взяли Мосул и пошли на Багдад. К Багдаду через три недели подходило уже около 70-80 тысяч человек, и только переброска карателей КСИР из Ирана буквально спасла в те критические дни иракскую власть.
! Орфография и стилистика автора сохранены
