Марк Солонин высказал интересную, оригинальную и, я бы даже сказал, остроумную гипотезу, почему "дурачок" Сталин накануне 22 июня 1941 года отказывался верить донесениям собственной разведки и немецким перебежчикам о готовящемся нападении Германии на СССР, войскам приказал не отвечать ни на какие вражеские вылазки, априори считая их провокациями, и даже ранним утром 22 июня, когда войска вермахта перешли границу с Советским Союзом и немецкая авиация уже вовсю бомбила позиции наших войск, все еще запрещал отвечать на эти, как он все еще считал, провокации. Хочу поделиться этой версией с читателями.
Речь идет об изданной в прошлом году книге Марка Солонина "Как Советский Союз победил в войне" (Москва. Изд-во "Яуза"), представляющей собой сборник его статей, конкретно — небольшой главке "Два Дня-М?" в восемь с небольшим страниц в большой статье "Игры весны 41-го года".
Прежде чем высказать свою гипотезу, Солонин пишет о двух моментах, которые на сегодняшний день уже не вызывают сомнений.
Первое — это то, что "в июне 1941 г. Красная Армия находилась в состоянии скрытого развертывания", то есть, попросту говоря, сама готовилась к нападению на Германию. Об этом уже с исчерпывающими убедительностью и доказательностью рассказано в книгах Виктора Суворова и самого Марка Солонина, в том числе затронут этот вопрос и в данной книге.
"На базе управлений и войск внутренних округов формировались армии Резерва ГК, армии эти грузились в эшелоны и с соблюдением строжайших мер секретности выдвигались на рубеж рек Западная Двина и Днепр. Короткими ночными переходами шли на запад так называемые глубинные дивизии, то есть вторые эшелоны войск приграничных округов. Под видом "учебных сборов" было призвано без малого 800 тыс. резервистов... По меньшей мере, к 20–21 июня на базе приграничных округов сформированы фронты, управления которых переходят на полевые командные пункты. Механизированные корпуса покидают места постоянной дислокации и выдвигаются в замаскированные в лесах районы сосредоточения. Еще раз подчеркнем, что все это происходит ДО немецкого вторжения..."
Нашла документальное подтверждение даже история с новыми сапогами, о которой рассказал Виктор Суворов в "Ледоколе". В эти сапоги накануне войны переобули части Красной Армии, находившиеся у западных границ СССР или направлявшиеся туда, что Суворов считал одним из доказательств планировавшегося Сталиным нападения на Германию. Солонин пишет (в предыдущей главке "Новые сапоги Суворова"):
"В рассекреченных документах ПрибОВО нашла свое подтверждение и история про новые сапоги, столь красочно описанная Виктором Суворовым четверть века назад:
"Оперсводка №3 штаба 12 МК к 15:00 20.6.41.
В/ч 9447, совершив марш походным порядком, имеет до 50% личного состава с потертостями и ожогами ступни (так в тексте. — В.З.) ног. Последнее по предварительным данным объясняется тем, что марш совершен по дороге с жестким покрытием с наличием у бойцов новых сапог".
Второй момент, не подлежащий сегодня сомнению, — это, собственно, то самое необъяснимое поведение товарища Сталина, не верившего многочисленным сообщениям разведчиков и немецких перебежчиков о готовящемся нападении Гитлера, и отдавшего приказ не отвечать ни на какие провокации.
"Начавшееся на рассвете 22 июня 1941 г. вторжение германских войск повергло тов. Сталина и его ближайших соратников в состояние крайнего изумления... Растерянность и неразбериха в высших эшелонах власти была настолько велика, что даже совершенно неотложные и очевидные решения (мобилизация и железные дороги) были приняты крайне неорганизованно и с недопустимым опозданием".
Солонин подробно пишет о мобилизации, точнее, как выясняется, об имевших место двух мобилизациях, проводившихся параллельно и независимо друг от друга.
Он приводит тексты телеграмм о мобилизации, отправляемых из центра в округа, которые, на первый взгляд, свидетельствуют о полной неразберихе, царившей в Генштабе. Тексты порой были взаимоисключающими. Тем не менее, пишет Солонин, "кажущийся хаос телеграмм, номеров и дат достаточно просто выстраивается во вполне четкую картину: мобилизаций было ДВЕ".
Историк поясняет. Мобилизационным планом 1941 г. предусматривалась как скрытая, по решению правительства, мобилизация ряда военных округов, соединений и частей, когда призыв военнообязанных проводится персональными повестками, без объявления об этом в СМИ, так и открытая мобилизация всех вооруженных сил СССР или отдельных округов с публичным об этом объявлением. Эта вторая мобилизация вводится в действие Указом Президиума Верховного Совета СССР.
Так вот, по мнению Марка Солонина, в Советском Союзе после нападения Германии, когда друг Иосиф убедился в вероломности друга Адольфа, началась как мобилизация первого типа, вызванная непосредственно нападением (причем "первые телеграммы" в войска ушли только в 17:00 22 июня, то есть через 12 часов после нападения, что, пишет Солонин, совершенно беспрецедентно, но что объясняется именно неверием Сталина в факт нападения), так и мобилизация второго типа (началась 23 июня), проводившаяся по инерции, как было изначально предусмотрено по плану развязывания войны с Германией. Военное начальство, по мнению Солонина, просто не успело перестроиться в связи с изменившейся ситуацией, вызванной "вероломным нападением".
Солонин также приводит свидетельство о реакции Сталина на сообщение о немецком вторжении более чем непосредственного участника событий — Георгия Жукова. Речь идет о его предполагавшемся докладе на Пленуме ЦК КПСС. Конспект доклада маршал 19 мая 1956 года передал для утверждения Хрущеву. Сам Пленум не состоялся, но текст речи Жукова сохранился в архиве. Вот интересующий нас отрывок из нее:
"Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: "Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий..." Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну".
Солонин задается вопросом: можно ли верить этому свидетельству? Он склоняется к утвердительному ответу, поскольку Жуков свой доклад должен был "произнести в присутствии живого свидетеля (весной 1956 г. Молотов был еще членом ЦК)". И в любом случае, пишет Солонин, история с двумя мобилизациями, с задержкой, после нападения Германии, с мобилизацией (на 12 часов) и с еще большей задержкой (на два дня) с переводом работы железных дорог на особый режим военных перевозок, это "несравненно более весомое подтверждение того, что утром 22 июня немецкого вторжения Сталин не ждал".
Остается только выяснить, по какой причине Иосиф Виссарионович так долго не мог поверить в реальность вторжения и так упорно требовал не отвечать на провокации, когда уже вовсю шли бомбежки нашей территории.
Вот версия Марка Солонина, которую, как он сам признает, доказать невозможно, но которая единственно объясняет необъяснимое поведение Сталина.
Солонин предположил, что на 22 июня не Гитлером, а самим Сталиным была запланирована провокация или серия провокаций, "которые должны были инсценировать агрессивные действия Германии против СССР". Чтобы получить "Casus belli" — повод для нападения на Германию. То, что 31 августа 1939 года проделал Гитлер, осуществив провокацию в Гляйвице, чтобы получить предлог для нападения на Польшу.
Сталинская провокация, по мнению Солонина, могла заключаться в следующем: "Это мог быть артиллерийский обстрел пограничной заставы, бомбардировка советских городов, "вторжение" группы переодетых в немецкую форму "диверсантов" и т.п. После проведения запланированной инсценировки... должна была быть объявлена открытая мобилизация". Что 23 июня, уже после нападения Германии, и начало по инерции осуществляться!
"Очень может быть, — пишет Солонин, — что о запланированной провокации не знали даже нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков; перед ними Сталин поставил лишь одну задачу — на провокации не поддаваться, и они добросовестно добивались (и добились!) этого от своих подчиненных".
Теперь вы понимаете, что в этой версии все пазлы складываются, и Сталин перестает выглядеть этаким дурачком, как пыталась представить дело еще советская пропаганда. Поставьте себя на место Сталина: утром 22 июня ему докладывают о вторжении немецких войск. А он знает, что именно сейчас должна начаться запланированная им операция-провокация, имеющая целью изобразить именно вторжение немцев. Естественно, он думает, что это не реальное вторжение, а им же инсценированное, то есть что все идет по плану!
Его упорное требование "не отвечать на провокации" свидетельствует вовсе не о том, что он клинический идиот, отказывающийся верить собственным глазам (донесениям своих военных), а о его полном убеждении, что события развиваются так, как и было задумано. Ведь это его инсценировка, Сталина, а вовсе не Гитлера! Поэтому главное требование — да, не поддаваться на провокацию. — Не дай бог кто-нибудь не выдержит и начнет отвечать, стрелять по своим! И сорвет столь блестяще задуманную операцию (поскольку, разумеется, его беспокоила не безопасность ее участников, а успех ее осуществления).
Поставьте себя на место Иосифа Виссарионовича, и вы поймете, что утром 22 июня невозможно было не то что поверить, но поначалу даже допустить саму возможность такого невероятного совпадения, что именно в тот момент, когда должна была быть осуществлена инсценировка нападения немцев на советскую территорию, она случится в реальности! И даже когда Сталину докладывают о массовых бомбежках, разрушениях — он и тогда все еще не может прийти в себя и поверить, что это уже не задуманный им спектакль. Полсуток ему понадобилось, чтобы в этом убедиться.
Вот описание этой драматической коллизии Марком Солониным:
"Утром 22 июня, получив сообщение о том, что вместо заказанной инсценировки началось реальное немецкое вторжение, Сталин впал в состояние временной невменяемости. И было от чего! Такого совпадения не могло быть, потому что не могло быть никогда... Примерно 12 часов потребовалось для того, чтобы "коллективный сталин" пришел в себя и начал предпринимать некие осмысленные действия, в частности, было оформлено решение правительства СССР об объявлении частичной мобилизации. Одновременно и параллельно с этим продолжали крутиться "шестеренки часового механизма" первоначального плана развязывания войны. Ближе к полуночи 22 июня нужные зубчики вошли в зацепление, и был объявлен заранее (т.е. еще до германского вторжения) составленный Указ Президиума ВС о всеобщей открытой мобилизации с 23 июня".
Понятно: версия, представляющаяся сегодня очевидной, не обязательно со 100-процентной вероятностью подтвердится, окажется верной. Сразу скажу о моменте, который меня смущает в этой гипотезе Марка Солонина, так логично объясняющей странное поведение Сталина 22 июня и накануне.
Насколько я помню "Ледокол", "вычисленная" Виктором Суворовым реалистичная дата нападения СССР на Германию была примерно 7 июля. Марк Солонин в рассматриваемой нами книге также затрагивает этот вопрос и относит возможное начало военных действий на июль — август. Вот что он пишет по этому поводу (статья "Последняя попытка", глава "В поле две воли"):
"...товарищ Сталин к войне готовился... — к войне, которая должна была начаться в июле — августе 1941 г.
Точные даты начала стратегического развертывания Красной Армии назвать не представляется возможным, так как процесс был покрыт беспрецедентной даже для Советского Союза завесой секретности...
...Сроки завершения всех перевозок (а это порядка 3 тыс. железнодорожных эшелонов!) были установлены на 3–10 июля". Как видим, это совпадает с датой, предположенной Суворовым.
Значит, день Х должен был состояться не ранее 10 июля, а то и несколько позже.
Но в таком случае вряд ли бы Сталин стал устраивать инсценировку своего "Гляйвица" за две недели до планировавшегося им нападения на Германию — чтобы обнаружить противнику свои планы и потерять эффект внезапности? Напомню, Гитлер инсценировал нападение на радиостанцию в Гляйвице 31 августа, а 1 сентября, на следующий день, войска вермахта уже вторглись в Польшу! Значит, Сталин, если версия Солонина верна, должен был планировать вторжение на 23, максимум — на 24 июня! Но вроде бы никаких данных на этот счет нет? — Или есть?
Возможно, я упускаю что-то из виду и нестыковка во времени в гипотезе автора на самом деле легко объясняется?
Марк Солонин пишет, что доказать его гипотезу невозможно, поскольку никаких документов на этот счет быть не может (если что-то и было, то давно уничтожено "вместе с исполнителями, посвященными в тайну такого уровня секретности"). Еще меньше, как я понимаю, вероятность того, что есть (сохранились) какие-то документы с датой планировавшегося Сталиным вторжения в Германию. Тем не менее хочется надеяться, что когда полностью будут открыты и станут доступны исследователям советские архивы, найдутся какие-то документальные подтверждения как планировавшейся провокационной инсценировки Сталина, так и даты намечавшегося вторжения.
В наш информационный век тайное не может, не должно рано или поздно не стать явным.
