В классической науке до определенного момента господствовало убеждение, подкрепленное и наблюдениями, и логикой, что природа стремится к равновесию, которое означает снижение уровня упорядоченности систем, их хаотизацию. Была создана даже наука "равновесная термодинамика", которая исследовала превращения разных видов энергии друг в друга. В рамках модели равновесной термодинамики были сформулированы ее начала, среди которых Второе начало, пожалуй, может считаться наиболее значимым: при любых самопроизвольных процессах в системах, обладающих постоянной энергией энтропия всегда возрастает.
Собственно, возрастание энтропии (то есть, меры неупорядоченности) и подтверждает тезис о стремлении к равновесию, разупорядочиванию и в конечном итоге "тепловой смерти" любой термодинамической системы закрытого типа (а так как Вселенная предположительно обладает конечной энергией, то рано или поздно, но тепловая смерть наступит для всех находящихся в ней систем)
Однако само существование ученых, открывших эти начала и установивших непреложность стремления к понижению упорядоченности, противоречило их же собственным выводам. Просто потому, что человек — система, возникшая как раз путем усложнения, то есть, процесса, прямо противоположного упрядочению. Противоречие в конце концов привело к созданию двух новых теорий: синергетики (теория самоорганизации) и неравновесной термодинамики, основу которой заложил наш ученый Пригожин. Не тот Пригожин, который сегодня на слуху, а другой, которым почему-то сегодня не гордятся, Илья Романович, лауреат Нобелевской премии 77 года.
Возникла картина мира, гораздо более сложная, чем это представлялось классической науке. Развитие и эволюция систем стали выглядеть как непрерывный и плавный процесс нарастания линейных изменений, описываемых классической термодинамикой и связанных с накоплением энтропии, и они (изменения) в конечном итоге всегда приводят к некому неустойчивому критическому состоянию системы. И в этом критическом состоянии классическая термодинамика уступает место синергетике и неравновесной термодинамике, которые описывают процесс скачкообразного перехода в иное устойчивое состояния с большей степенью сложности и упорядоченности. Мало того — в критической точке возникает вероятностная картина, где сценарий "тепловой смерти" и сценарий усложнения системы и перехода в более сложное состояние равнозначны. Но как только система делает "выбор" (практически всегда он носит случайный характер), пути "назад" нет, реализуется только один сценарий.
Энтропия, которая в классической термодинамике выступает исключительно как разрушительная сила, мера хаотизации и разупрочнения системы, в синергетике получает прямо противоположное значение, отвечая за вхождение системы в критическое состояние, состояние катастрофы, а значит — рождает шанс системы к развитию.
Хаос (он же энтропия) создает риски разрушения системы, но он же дает шанс на ее усложнение.
По сути, разрушение и созидание являются единым целым, не существующим одно без другого, при этом случайность выбора между разрушением и созиданием становится ключевым элементом всей конструкции, объединяющим классическую науку и синергетику.
Любопытно, но если сказанное выше перевести в прикладную плоскость, то сказанное можно интерпретировать применительно к любой диктатуре, которая в силу собственных внутренних характерных признаков всегда (подчеркну — всегда) тяготеет к максимальной закрытости от внешнего мира, полагая, что именно в этом и заключается ее стремление к устойчивости. Однако именно закрытость приводит к нарастанию энтропийных процессов, которые развиваются примерно по той же схеме — линейное и постепенное накопление энтропии в рамках самой системы создает критическую точку, после чего происходит резкий "обрыв". Это еще не крах системы, но перевод ее в качественно иное состояние.
Именно так Россия прошла уже три критических точки в 2008-2009 годах, перейдя от банкротства сырьевой модели к структурному кризису, затем в 2011-2012 году структурный кризис перешел в системную стадию, а в 2019 году в России начались и продолжают усиливаться катастрофические тенденции. Пока всё происходит внутри системы без ее разрушения, но качественные скачки уже произошли, остается последняя точка — точка необратимого вхождения в катастрофу, которая ожидается ориентировочно в середине 2022 года.
По сути, именно 22 год станет рубежным, за которым Россия необратимо повернет либо в сторону распада, либо получит шанс на демонтаж нынешнего режима с последующим переходом к новому развитию и подъему. Маркером выбора станет сохранение или наоборот — крах нынешнего режима.
Сохранение означает продолжение политики "стабильность любой ценой" при катастрофической нехватке ресурса системы (не свободного ресурса — свободный закончился в 2011 году, а ресурса вообще). Это приведет к необходимости изъятия ресурсов из систем жизнеобеспечения страны в пользу систем безопасности, под которой нынешний режим понимает систему террора и насилия. Хронический дефицит ресурса перейдет в его отсутствие, а значит — система начнет разваливаться в местах, подточенных всей предыдущей политикой. Начнется стихийная регионализация и стягивание режима террора в отдельные локации. Любая империя всегда разваливается на периферии, и именно так будет разваливаться режим Путина — с ним или без него.
Крах режима, если в этом направлении будет сделан выбор в критической точке, означает ускоренный относительно проектный демонтаж его структур и переход к иной системе управления. Сегодня можно с высокой долей уверенности сказать, что иная система может быть основана только на перераспределении полномочий между федеральным центром и регионами. Проще говоря —
после середины 22 года Россия встанет перед выбором — стихийная регионализация страны с ее последующим распадом или федерализация с возможностью сохранения хотя бы ключевых территорий в единой схеме управления.
Всё это возможно только при одном условии — уходе (добровольном или принудительном) той группировки, которую почему-то называют "башнями Кремля" - то есть, конгломерата оргпреступных сообществ, захвативших власть в начале нулевых. Лично у меня есть достаточно большая доля сомнений в том, что этот уход состоится в критический момент, а значит — мы свернем на худший сценарий, который придется проходить от начала и до конца. Вернуться и попробовать заново будет невозможно — у катастрофы своя специфика.
Пока система продолжает накапливать энтропию, крайне наивно полагая, что террор решает все проблемы, а если не решает, то их решит еще больше террора и насилия. Но чудес не бывает — линейное развитие достаточно скоро подойдет к своему завершению, и мы попадем в четвертую критическую точку процесса краха путинского режима.
Это совершенно не означает, что уже летом 22 года всё закончится. Это означает, что после середины 22 года сюжет, по которому будут развиваться все последующие события, приобретет определенность. Выбор будет сделан.
Хотя, конечно, именно здесь очень хотелось бы ошибиться и надеяться на то, что вместо "тепловой смерти" мы всё-таки сможем пойти по пути усложнения и развития. Повторюсь — выбор всегда случаен. Его можно объяснить после того, как он будет сделан. Но прогнозировать его результат невозможно — это событие всегда носит исключительно вероятностный характер.
! Орфография и стилистика автора сохранены
