"К Явлинскому вопросов уже нет. Появились вопросы к Шлосбергу, Вишневскому, Рыжкову, Литвинович", – вынес в подзаголовок своей статьи о Явлинском Игорь Яковенко. Звучит сурово, как повестка на допрос. У следователя появились вопросы к вышеназванным товарищам. И далее, уже в статье: "Уважаемые Лев Маркович, Борис Лазаревич, Владимир Александрович и Марина Алексеевна ... Ваше молчание становится оглушительным."
Призыв автора к перечисленным "яблочникам" высказаться по поводу позиции Явлинского – а по сути, и по всему контексту статьи, понятно же, что он ждет осуждения его инициатив, а не похвалы или хотя бы беспристрастного разбора – предательски выдает авторитарный стиль мышления автора, от которого он, выросший в СССР, так и не смог избавиться. Не хочется в очередной раз поминать Яковенко его работу в отделе агитации и пропаганды райкома КПСС, но что делать, если усвоенная им, въевшаяся, по-видимому, в плоть и кровь стилистика мышления, то и дело дает о себе знать.
Это до боли знакомый вызов на партсобрание с предложением выступить и коллективно осудить неправильные высказывания старшего товарища.
А то мы это не проходили!?
Человеку с действительно демократическим мышлением, выросшим в нормальной стране, даже в голову не придет призывать кого-то осудить чьи-то взгляды или высказывания, пусть этот человек, в данном случае Явлинский, трижды неправ.
Я здесь специально не даю оценки наделавшим столько шуму его высказываниям. Могу сказать, что я ни на минуту не поклонник "Яблока" и Явлинского; считаю Григория Алексеевича, не желавшего, из глубоких принципов, объединяться с другими демократическими партиями, главным виновником того, что в конце 90-х не случилась правая коалиция, что позволило Путину легко взобраться на галеры. Путину и стоявшим за ним спецслужбам не понадобилось разделять демократов, чтобы властвовать – они сами разделились и переругались. Я настолько не поклонник Явлинского, что однажды изобразил его на коллаже в виде червя, изъевшего яблоко.
Но в данном случае все это не имеет значения. Я могу на дух не выносить его, но "я готов жизнь отдать за то, чтоб он имел возможность высказать свое мнение". И позвольте каждому составить о его позиции собственное суждение, а не навязывайте ему мнение большинства – с неминуемым пусть всего лишь моральным осуждением, в случае, если он откажется это мнение разделить.
Я подчеркиваю: речь идет не о том, что Яковенко или кто другой не имеют права критиковать Явлинского (а то мне сейчас вспомнят, как я сам два дня назад жестко оценил Меньшова). Игорь Александрович может как угодно жестко критиковать Григория Алексеевича. Но вот когда он настаивает, что другие должны присоединиться к его негодованию, и, тем более, объявить об этом публично – это реликт советских реалий, отрыжка авторитаризма. Это побуждение к травле.
Лев Маркович, Борис Лазаревич, Владимир Александрович и Марина Алексеевна могут разделять или не разделять высказывания Явлинского – это их дело. Как и их дело, высказывать ли свое мнение по этому поводу публично.
Каждый должен иметь возможность высказать свое мнение. Это признак здорового свободного общества. Кто с этим мнением не согласен – может убеждать других в своей правоте силой аргументов, но не силой, в данном случае подавляющей силой имеющего сходные суждения большинства. Не каждый обладает такой стойкостью, чтобы сохранить свое мнение под осуждающим интеллектуальным напором этого подавляющего большинства. Неважно, к чему вас принуждают – к "одобрямсу" или "осуждамсу". Это в любом случае признак нездорового и авторитарного общества. Напомню, один из краеугольных признаков демократии – учет мнения меньшинства, а не осуждение меньшинства за его "особое мнение". И не будем забывать, что исторически меньшинство порою оказывается правым.
Явлинский может быть трижды неправ, но позвольте ему – и кому угодно – быть неправым. Это не преступление. Не устраивайте травлю.
И как тут не вспомнить Евгения Евтушенко (стихотворение "Картинка детства"):
Не помню, сколько их, галдевших, било.
Быть может, сто, быть может, больше было,
но я, мальчишка, плакал от стыда.
И если сотня, воя оголтело,
кого-то бьет, – пусть даже и за дело! –
сто первым я не буду никогда!
