Вряд ли кому-то нужно объяснять, что Ингушетия — особенный регион в составе Российской Федерации. Здесь до сих пор есть все признаки присутствия центральной власти: флаги на госучреждениях, чиновники в кабинетах и даже глава республики, назначаемый из Москвы. Но, если по-честному, Ингушетия живет в реалиях родоплеменного строя.
Здесь фамилия значит больше, чем прописка в паспорте, слова старейшин котируются выше, чем высказывания чиновников в телепрограммах, а нормы адатов знают лучше, чем нормы многочисленных кодексов Российской Федерации.
В соседней, тоже вайнахской республике признание вассальной зависимости от имперского центра также не более чем фикция. Только старейшина здесь один, не самый пожилой, кстати, человек в республике. Так что уместнее сравнить его с удельным князем. В отличие от Ингушетии, здесь уже перешли к феодализму. Местный князь ведет свою независимую внешнюю и внутреннюю политику. И, как и всякий князь, он, конечно, стремится к расширению собственных владений. Осенью 2018 года он покусился на Сунженский район Ингушетии. Назначенный из Москвы глава Ингушской республики Юнус-Бек Евкуров претензии соседа признал. Ему, как политику федерального уровня, важнее было согласиться с федеральным центром, идущим на поводу у Кадырова, чем спросить мнение собственного народа.
Но на уровнях ниже, где должности занимают люди, которым в республике еще жить, федеральный центр неожиданно встретил глухое сопротивление. Глава Сунженского района ушел в отставку. Депутаты ингушского парламента, проголосовавшие, по официальным данным, за "обмен территориями", заявили, что на самом деле высказались против, и назвали итоги голосования сфальсифицированными. Конституционный суд республики объявил, что передача территорий без референдума невозможна. Это решение поддержал Всемирный конгресс ингушского народа.
Самое главное — в Магасе, столице республики, начался многотысячный митинг против передачи территорий Чечне. Ингушский ОМОН мало того что сам отказался разгонять митингующих, так еще и остановил и разоружил коллег, ехавших из других регионов. Акция у парламента республики продолжалась несколько недель, не прекращаясь. Федералы оказались не в силах ее разогнать.
Жителей вывела из себя не столько сама попытка передачи земель, сколько то, что никто и не думал с ними посоветоваться. В отличие от многих других регионов, здесь, судя по всему, до сих пор не привыкли видеть в себе холопов. Весь октябрь на площади у парламента продолжался митинг протеста.
Формальные институты федеральной власти фактически проиграли неформальным институтам прямой демократии. Не помогли даже ночные наезды чеченских силовиков во главе с Кадыровым лично в гости к лидерам ингушского протеста.
Конституционный суд Федерации по заявлению Евкурова признал соглашение о передаче земель принятым. В ответ Всемирный конгресс ингушского народа отказался признавать легитимность Евкурова, поскольку он не был избран на "прямых выборах". Такие заявления неформальных лидеров уже напрямую угрожали завалить всю вертикаль власти в Ингушетии, а следом, может, и на Кавказе в целом.
Новое столкновение было неизбежно. И оно случилось 26 марта 2019 года. О нем рассказали правозащитники и адвокаты, собравшиеся в московском "Мемориале". Поводом к выступлению стала новая редакция закона о референдуме, в котором переименование республики и изменение ее границ больше не нуждались в одобрении ее жителей. Собравшиеся на площади у НТРК "Ингушетия" в Магасе потребовали отставки Евкурова. Как и в ноябре 2018 года, часть митингующих отказалась покидать площадь.
В ночь на 27 марта и на следующий день силовики неоднократно пытались штурмовать остающихся и тех, кто вернулся, но вытеснить их с площади не удалось. Действия протестующих с 18 часов 26 марта до 5 утра 27 марта стали основанием для возбуждения уголовных дел против участников и организаторов акции.
Собравшиеся в "Мемориале" адвокаты оценили действия силовиков как провокацию. Решающий штурм произошел в 5 утра уже 27 марта. Начался намаз, и силовики посчитали, что момент для штурма самый подходящий. Используемые при разгоне части были стянуты в Ингушетию из других регионов, что дополнительно не способствовало взаимопониманию. Как утверждает адвокат Магомед Абубакаров, есть свидетельские показания о том, что среди собравшихся были сотрудники полиции в штатском.
Уведомления о проведении акции были поданы и на три последующих дня, поэтому люди были уверены, что находятся на площади на законных основаниях. Поэтому на следующий день многие с самого утра пошли на площадь. Никаких сведений о том, что власти запретят собраться в том же месте мирно и без оружия, не было. Уже после начала разгона полиция спокойно продолжала пропускать людей, идущих на площадь, на "несанкционированную акцию". Интернет и мобильная связь работали с перебоями, а на площади не работали вообще, поэтому многие из будущих нарушителей не могли знать, что собираются что-то нарушить. Люди стояли на площади без плакатов, без сцены, без речей, транслируемых с помощью звукоусиливающей аппаратуры. Еще вопрос, можно ли такое собрание вообще считать митингом.
Председатель ПЦ "Мемориал" Олег Орлов и адвокат Магомед Абубакаров отдельно отметили, что
под активные действия силовиков первыми попали люди пожилого возраста. Не в обычаях вайнахской молодежи стоять в стороне, когда кто-то начинает прессовать их стариков.
Вытеснить протестующих так и не удалось. Властям пришлось пойти на переговоры. Было дано обещание, что через пять дней будет согласована новая большая акция. Власти, казалось, готовы были смириться с перманентным протестом в Магасе, и лидеры протеста увели людей с улицы.
"В результате ответственного поведения лидеров протеста удалось предотвратить развитие событий по самому плохому сценарию. Также ответственно поступили бойцы патрульно-постовой службы, местной, республиканской, которые в какой-то момент постарались встать и разъединить противодействующие стороны — протестующих отделить от росгвардейцев. Это дало возможность лидерам народного протеста уговорить протестующих собраться и организованно уйти с площади",
— рассказывает Орлов.
Впоследствии полицейским патрульно-постовой службы досталось за их миротворческую миссию. Их уволили. Было возбуждено дело о превышении полномочий.
Некоторые участники митинга после ухода с площади пошли перекрывать трассу "Кавказ", по которой, говорили, должен был проехать Евкуров, но большинство разошлись по домам.
Власти, как всегда, обманули. Никакую новую акцию через пять дней они согласовывать не планировали. Вместо диалога начались репрессии.
Начались задержания. Многие участники акции были приговорены к штрафам по статьям об административных нарушениях. Ингушские суды легко давали штрафы от 20 до 100 тысяч рублей. Зачастую зарплата в республике не превышает и 15 тысяч рублей, поэтому такой штраф выглядит более чем значительно, отмечает адвокат Билан Дзугаев.
За административными делами потянулись уголовные.
В первую очередь власти пытаются нанести удар по реальным представителям интересов ингушей. Фактически был запрещен Совет тейпов. Против председателя Совета Малсага Ужахова было возбуждено дело о "создании некоммерческой организации, деятельность которой сопряжена с побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или иных противоправных действий, а равно руководство организацией" (ч. 2 ст. 239 УК РФ). Правда, как отмечает адвокат Ужахова Джабраил Куриев, нигде в обвинении не разъясняется, как именно, кого конкретно и к каким действиям побуждал Совет тейпов.
Вместо этого сообщается: "в не установленное следствием время", "в не установленном следствием месте", "при помощи не установленных в ходе следствия лиц". Зато в том же деле признается, что "организация была создана в соответствии с законом и действовала с законными целями".
Власти не простили Ужахову свое бессилие осенью 2018 года, когда не могли несколько недель разогнать мирную акцию протеста у стен ингушского парламента. Уже после мартовских событий 2019 года его попытались привлечь как организатора двухнедельного митинга в октябре 2018 года. Хотя ранее в 2018 году Верховный суд республики уже вынес решение о том, что Ужахов не является организатором тех событий.
Конечно же, было возбуждено и дело, которое касается непосредственно событий 26–27 марта. Теперь уже решили отыграться за все.
Ужахову инкриминируется "организация применения опасного для здоровья насилия в отношении представителей власти" во время акции протеста (ч. 3 ст. 33, ч. 2 ст. 318 УК РФ).
67-летний глава Совета тейпов был отправлен в СИЗО, несмотря на ряд хронических заболеваний: слабое сердце, сахарный диабет, артериальную гипертонию, удаленную щитовидную железу.
Под удар попали и другие лидеры протеста — большинство из них также члены Совета тейпов и члены Ингушского комитета национального единства. Муфтият перестал существовать в том виде, в котором существовал до этого.
Неформальных лидеров, так же как и Ужахова, обвинили в "организации применения насилия в отношении представителей власти" на митинге 26–27 марта. Кроме Ужахова "организаторами насилия" стали еще пять человек, все они участники Совета тейпов и Ингушского комитета национального единства: Ахмед Барахоев, Муса Мальсагов, Исмаил Нальгиев, Зарифа Саутиева, Барах Чемурзиев.
Сторона защиты уверена, что дело имеет заказной политический характер. Официальная власть пытается разобраться с лидерами ингушей. Еще 25 марта до разгона в Магасе по мотивам каких-то комментариев в интернете было возбуждено дело по статье 212 УК РФ ("участие, призывы или организация массовых беспорядков"). По событиям 27 марта было возбуждено второе уголовное дело об "организации применения насилия". На непонятных основаниях дела были объединены. Правозащитники подозревают, что если бы беспорядков 26–27 марта не было, силовики просто воспользовались бы первым делом для разгона Совета тейпов.
Но и в том деле, которое есть, как отмечает адвокат Алексей Мирошничеко, обвинение не сформулировано должным образом и не соответствует нормам УПК. В нормальном уголовном деле должно быть описание времени, места, способа и иных обстоятельств совершения преступления. Материалы же следователей не содержат указаний на конкретные деяния. Из обвинения абсолютно не ясно, каким образом можно организовать причинение телесных повреждений конкретным сотрудникам Росгвардии. В чем мотив применения насилия, ведь собравшимся на площади разгон и беспорядки были невыгодны. Да и решение о самом разгоне принималось начальством Росгвардии, у "организаторов" просто не было времени подготовиться и что-либо организовать. И уж конечно, за скобками остаются действия самих силовиков. Не могла же Росгвардии действовать незаконно и сама спровоцировать столкновения.
Дело имеет обобщенный характер, в нем не рассматривается личная роль каждого.
Как будто сначала была определена группа лиц, а лишь потом установлено, какое преступление они совершили.
Постановление о привлечении должно быть индивидуальным документом и выноситься персонально в отношении каждого лица с указанием всех обстоятельств, относящихся к этому лицу. Но постановления о привлечении Барахоева, Ужахова и Чемурзиева повторяют друг друга дословно. Иногда настолько дословно, что даже перепутаны фамилии, а в постановлении Саутиевой привлекаемую вдруг начинали называть в мужском роде. То есть фамилию поменяли, а род поменять забыли.
"Фактически представлено одно обвинение, составленное во множественном числе. В тексте даже зачастую указано "Ужахов, совершили", что не только незаконно, но и неверно с точки зрения норм русского языка, — говорит Мирошниченко. — Ненадлежащим образом сформулированное обвинение тождественно его отсутствию как таковому".
Следователи сами признают в материалах дела, что некоторых из обвиняемых в момент преступления (в деле он обозначен как период с 18:00 после окончания акции 26 марта и до 5:00 27 марта, когда силовики попытались вытеснить протестующих) на площади вообще не было. В частности, заместитель директора мемориала жертв политических репрессий Зарифа Саутиева пришла на площадь только в 7 часов.
Их вина подтверждается лишь тем, что они стали официальными заявителями и организаторами акции, а то и просто пользовались авторитетом у участников столкновений.
Саутиевой следователи и вовсе поставили в вину то, что она женщина.
"Самим фактом своего нахождения на митинге, как женщина, обязывая мужское население любым способом обеспечить свою безопасность",
— цитирует ее дело адвокат Билан Дзугаев.
Вроде бы безопасность должны обеспечивать как раз правоохранители, а не митингующие. Но если нет, то кто тогда представляет опасность? Саутиевой также припомнили ее деятельность в мемориале политических репрессий. Она не раз организовывала выставки и культурные мероприятия. Следователи, говоря о ее организаторских способностях как работника культуры, хотят уверить суд в том, что и организовать людей на площади для избиения полиции она тоже могла. Также в деле отмечается, что Зарифа пользуется уважением в республике, что, конечно, свидетельствует о том, что все находившиеся сразу построились ровными рядами и пошли защищать ее.
Сама Зарифа утверждает, что пришла на площадь, чтобы снимать на видео происходящее. В ответ следствие заявляет, что она совершила преступление, используя "навыки интернет-блогинга".
Чтобы найти организаторов применения насилия, нужны те, кто непосредственно применял это насилие. Но сами обвиняемые в применении насилия, те, кого якобы организовывали члены Совета тейпов, в своих показаниях не говорят, что их действия были кем-то организованы. Да и в делах против них следователи признают, что обвиняемые действовали спонтанно, исходя из ситуации. Например,
Магомед Оздоев говорит, что его действия были вызваны тем, что его трижды ударили дубинкой, когда он не сопротивлялся и не совершал никаких противоправных деяний. Если здесь и есть организатор причинения насилия, то это явно не ингушские старики и женщины.
Тем не менее в документах следствия постоянно встречаются фразы, намекающие на "роль организаторов". Уголовные дела пестрят формулировками: "разделяя с ними (организаторами — прим. Каспаров.Ru) чувство политической вражды с действующим главой Республики Ингушетия Евкуровым Ю-Б. Б", "находясь под влиянием общественного, политического и религиозного авторитета перечисленных лиц", также они якобы "взывали к мужскому достоинству и чувству национального единства", "напоминали об исторических фактах депортации" и "цинично демонстрировали свою вражду" к главе республики (формулировки даны по постановлению о привлечении к уголовной ответственности Адама Бадиева — прим. Каспаров.Ru).
Формально в России не действует правило преюдиции, то есть материалы одного уголовного дела не могут быть доказательствами по другому уголовному делу. Но на самом деле оно действует. Следователи активно добиваются от обвиняемых в применении насилия признания вины. Им навязывают так называемый "особый порядок": обвиняемый признает вину, суд выносит наказание не больше двух третей от максимального срока, следователи протаскивают нужные им формулировки в приговор и используют их как доказанные в другом деле.
Адвокат Хусейн Гулиев на примере своего подзащитного Магомеда Оздоева подробно рассказал, как это происходит. Оздоеву, как и другим участникам столкновений, вменили ч. 2 ст. 318 УК РФ — это применение "опасного" насилия в отношении представителя власти. Но никакого опасного насилия Оздоев не применял. Следователь это знает, но искусственно "утяжеляет" обвинения, чтобы добиться заключения обвиняемого под стражу и оказывать на него давление. Обвиняемый не всегда понимает, что в его действиях и не было никогда состава для ч. 2 ст. 318. В обмен на "особый порядок" и смягчение обвинения до ч. 1 ст. 318, "неопасное насилие", следователь получает в приговоре формулировки, нужные для уже другого уголовного дела. При этом согласившиеся на "особый порядок" так до конца и не понимают, что подставили под приговор кого-то еще.
"Люди исходят из того, что: я в своих показаниях не говорю, что меня кто-то призвал, я его слушал или он все это организовал. Но вместе с тем обвинение, которое предъявлено следователем, расписано таким образом, чтобы создать себе правовое подспорье, чтобы в последующем влиять на людей, которых они привлекают как организаторов",
— поясняет Гулиев.
В случае с Оздоевым удалось предотвратить эту махинацию. Оздоев признает, что участвовал в столкновениях с Росгвардией, но это, опять же, отнюдь не равносильно признанию вины.
Это не единственная фальсификация.
Несмотря на покорность местных судов и следователей, власти опасаются оставлять это дело в республике.
"Правонарушение" произошло в Магасе на площади у НТРК "Ингушетия". При этом все обвиняемые независимо от места работы или проживания оформлены как задержанные в Нальчике (Республика Кабардино-Балкария). Все 30 человек оказались задержаны в столице другой республики. Сами приехали и задержались. Потому что если не сами, то остается предположить, что они были похищены неизвестными из своих домов без всяких правовых оснований, доставлены в столицу Кабардино-Балкарии, где их удерживали до тех пор, пока не были составлены протоколы о задержании.
"На мой вопрос судье и следователю,
вы же не предполагаете, что Малсаг (Ужахов) сам явился в Нальчик в здание ЦП по СКФО, пришел к следователю и попросил составить протокол, они улыбаются, все всё знают",
— говорит адвокат Куриев.
Как утверждают адвокаты, некоторые из обвиняемых специально на вертолетах летели в компании неизвестных людей в форме, чтобы быть задержанными в Нальчике.
Это чудесное задержание позволяет следователям, по их мнению (на самом деле нет), изменить подсудность рассмотрения досудебного материала. То есть решать вопрос о продлении ареста и содержании под стражей будут суды за пределами Ингушетии. Ранее Верховный суд указывал, что местом задержания должно считаться именно фактическое место задержания, но это замечание годится, если откинуть версию о самостоятельном приезде обвиняемых в Нальчик.
Содержатся обвиняемые тоже не в Ингушетии. Часть обвиняемых находится во Владикавказе, часть в Нальчике. Саутиеву и вовсе постоянно перевозят — из Нальчика в Ессентуки, затем в Пятигорск. Многие содержатся в ИВС, а не в СИЗО, что противоречит всем нормам.
Следственная группа по делу тоже базируется за пределами Ингушетии — в Главном следственном управлении в Ессентуках (Ставропольский край). Подследственных постоянно возят на следственные действия и суды по продлению меры пресечения из Нальчика, Владикавказа, Пятигорска в Ессентуки на автозаках, в "стаканах". "Стаканом" называют камеру размером приблизительно 70×70 сантиметров. Летом в таком "стакане" невыносимо жарко и душно, а зимой очень холодно. Особенно тяжело такие поездки даются Саутиевой и Ужахову. Часто во время перевозки на 250 км у Ужахова, пожилого человека, имеющего ряд заболеваний, начинаются приступы. Автозак останавливают, ждут, когда приступ пройдет, потом едут дальше. По требованию адвоката была проведена медицинская экспертиза.
Экспертиза установила, что состояние здоровья подследственного плохое, но перевозить его в "стакане" можно, если делать это в присутствии врача.
Как говорит адвокат Куриев, Ужахов считает это применением пыток по отношению к нему. С ним трудно не согласиться. Один из приступов случился прямо в суде. Тем не менее суд не считает эти условия пыточными.
Часто такие поездки не имеют смысла. По УПК о следственных действиях необходимо предупреждать адвоката в течение трех суток. Но следователи часто сначала доставляют подследственного, а потом начинают "вызванивать" его адвоката, который может находиться в Ингушетии или быть занят в процессе в другом регионе страны. Часто подозреваемым приходится ездить и ждать следственных действий в "стакане" зря.
Следствие в принципе ведет себя довольно жестко. Постановления и прочие документы выдаются адвокатам неподписанными. Глава следственной группы Нарыжин запретил следователям общение с адвокатами напрямую. Все обращения направляются через "Почту России". Ответы следствия на обращения приходят далеко не всегда. Следователи кивают на почту, "Почта России" на все запросы отвечает, что отправлений от следователей на имя адвокатов не поступало.
Следователи вообще не очень спешат. Как жалуется адвокат Абубакаров, его подзащитный Чемурзиев до сих пор не допрошен, хотя в заключении он находится с 3 апреля.
Зато следствие сразу назначило многочисленные экспертизы. Портретные, лингвистические и прочие. Но адвокаты сомневаются в качестве этих экспертиз. В деле Саутиевой есть экспертиза ее слов, сказанных во время разгона на ингушском языке. Указывая на упавшие металлические заграждения
она говорит: "выровняйте заграждения", "не кидайте стулья", "не напирайте". В переводе на русско-следственный это звучит как "Скажите ребятам, чтоб выравнивались и отходили назад".
Экспертиза заявляет также, что высказывание не имеет конкретного адресанта. Очевидно, эксперт путает слова "адресат" и "адресант", имеющие противоположное значение. То есть, согласно экспертизе, высказывание произносится никем.
Как уже сказано выше, суды по срокам продления арестов проходят за пределами Ингушетии. В основу решения о продлении ареста ложатся справки Центра по борьбе с экстремизмом. Такую справку может написать любой сотрудник, в ней не приводится никаких обоснований ареста и вообще она непонятно кем конкретно написана и ответом на какой запрос является, жалуются адвокаты. В этих справках утверждается, что Саутиева, в частности, может влиять на засекреченных пострадавших росгвардейцев или скрыться от следствия, потому что у нее есть загранпаспорт. Загранпаспорт также есть у Чемурзиева, и он тоже может скрыться. Правда, эти паспорта изъяты и находятся у следователя, и следователь, предоставляя такую справку, об этом прекрасно знает. Обвиняемые также якобы имеют обширное влияние на дееспособную молодежь и могут продолжить преступные деяния.
В тех же судах происходит и вовсе форменный беспредел.
В заседании по продлению ареста Ужахову суд отказался от проведения прений и не дал подозреваемому произнести заключительное слово.
Адвокат потребовал аудиозапись заседания, но она в нарушение пленума Верховного суда не велась. Аудиозапись нужна, чтобы в суде не подправляли протоколы заседаний. К счастью, в этом суде работают люди не из стеснительных, отказ от проведения прений и последнего слова был зафиксирован в письменном протоколе заседания.
Основной суд непосредственно по существу дела будет, скорее всего, проходить также за пределами Ингушетии. По ходатайству генерального прокурора России изменена территориальная подсудность. Уголовные дела участников столкновений 26–27 марта Нальбиева, Хамхоева, Аушева, Зязикова уже направлены в Железноводский суд Ставропольского края. Основанием для такого решения стала некая справка ФСБ о том, что
"фигуранты дела имеют обширные, в том числе родственные и тейповые, связи в судебной системе республики, в частности в Верховном суде Республики Ингушетия и Магасском городском суде".
Эта справка тоже не содержит конкретных сведений о том, кто и какие именно связи имеет и как именно может влиять на решения суда. Как отметил один из адвокатов,
подозреваемых по делу 30 человек, если все они могут влиять на суд Ингушетии, то судебную систему Ингушетии нужно просто расформировать, а все приговоры, вынесенные в республике (по большей части обвинительные, как и везде в России) отменить.
Адвокаты уверены, что делом управляют из Москвы, и сомневаются, что рассмотрение дела будет объективным. Но они отмечают, что люди в Ингушетии уже устали от того, что им не дают принимать участия в жизненно важных вопросах.
"Это судят не их, это судят нас с вами, и мы должны это прекрасно понимать. Когда им дают такие большие сроки, это не им дают, это нам дают, чтобы мы завтра сто раз подумали, прежде чем выходить на публичное мероприятие. И просто у нас отнимают это право свободно собираться и выражать свое мнение",
— говорит адвокат Магомед Абубакаров.
"Люди сидят и выжидают, что же будет из этого уголовного дела. Надеются, что этот беспредел прекратится и безвинных людей вернут", — говорит один из адвокатов. Эта тема обсуждается в магазинах, на улицах, на похоронах и свадьбах, поддерживает его Куриев.
Ингуши видели две войны в соседней республике. Видели осетино-ингушский конфликт в Пригородном районе. Здесь очень не хотят столкновений с федеральной властью и стараются избежать конфликта. Но смириться с приговором тоже не могут. Готов ли федеральный центр к пониманию, что пора сделать шаг назад в этом противостоянии и что лучше вайнахов не злить? Или федералы опасаются, что, отступив однажды, они потеряют регион окончательно? Так же как фактически был потерян контроль над происходящим в соседнем вайнахском регионе. Правда, там контроль был потерян как раз-таки после двух кровавых попыток этот самый контроль установить.
