Один из фундаментальных вопросов, который стоит перед российским обществом, вопрос, от которого нельзя отвертеться — это вопрос о собственности. Я имею в виду право священной частной собственности.
Права частной собственности, провозглашенного законом и признанного обществом как базовая правовая и нравственная конвенция, в России не было никогда. Оно не укоренено в сознании и воспринимается как попущение.
Собственность не выступает предметом гордости, основанием личностного достоинства.
Здесь мы касаемся принципиально важного момента. Собственность — база личностной автономии. Отношение собственности атрибутивно человеку как общественному существу. Существует две модальности этих отношений: человек является либо собственником, либо — собственностью других людей или социальных инстанций (рода, племени, государства, партии и т.д.). Мера утверждения института частной собственности есть мера конституирования личности и утверждения личностной свободы. Отторжение собственности в России — свидетельство архаического, доличностного состояния общества.
Если мы не готовы мириться с этим, надо действовать. Должна быть легализована продажа оружия добропорядочным гражданам и заданы законом рамки применения этого оружия.
До большевистской революции мой дед мог спокойно купить пистолет. Со слов близких я знаю, что политическая полиция выходила с инициативами запрещения такой практики, но уголовная полиция стояла за продажу оружия.
Чиновника охраняет вся мощь государства. Миллионеры, которые в состоянии оплатить личную охрану имеют оружие, а простой смертный беззащитен перед лицом вооруженного бандита. Все аргументы против продажи оружия — чистая демагогия. Нет и не может быть политических решений без издержек.
Важна правовая регламентация применения оружия. Каждый, кто вздумает вытащить пистолет и угрожать кому бы то ни было (если это не полицейский при исполнении служебных обязанностей), должен знать, что любой из тех, кто находится рядом, имеет законное право пристрелить его на месте. Это дисциплинирует.
Государство должно объяснить гражданам, что оно охраняет их права до тех пор, пока гражданин не посягает действием на законные права другого. Ограбил — поймала тебя полиция, судил суд, получил свои десять лет — считай, повезло. Пошел на "дело" и тебя грохнул хозяин, его домочадцы или охрана — не подфартило. На то ты и "джентльмен удачи".
Прежде всего, государство, которое не может защитить гражданина от посягательств, не имеет морального права лишить этого гражданина законного права на самозащиту.
Во-вторых, история человечества свидетельствует, что обладание оружием — базовое условие формирования свободного гражданина, собственника, создателя демократического государства. Свободные граждане Киева и Новгорода были вооружены и охраняли это право. Оружие у поданных отнимает деспотическая власть, которой необходимо безгласное быдло.
Я хотел бы дожить до дня, когда президент России встретится в присутствии журналистов, под телекамеры с фермером, который уложил бандита, пытавшегося поджечь строения или угнать стадо. Пожмет ему руку, принесет извинения в том, что государство не смогло оградить его законные права и герою нашей истории пришлось взять на себя черную, но необходимую работу по санации общества. Скажет с пафосом глава государства: "В таких людях, как Вы — надежда новой России… Мы — чиновники и политики — существуем для того, чтобы защищать Ваши интересы и гарантировать Ваши права. И, прежде всего, право частной собственности".
Но я прекрасно понимаю, что при этой власти и при этом состоянии общественного сознания мои пожелании — химера. Скорее я встречу в метро двуглавого полицейского читающего "Анти-Дюринг" на языке оригинала.
Однако при всей сумеречности российского сознания в головах людей зреют изменения и возникают новые запросы. В последние годы на общество обрушился вал сносов, выселений, насильственных переселений самых разных поселений, дачных поселков. Новое строительство сплошь и рядом идет с вопиющим нарушением законных и естественных прав граждан, чьи дома идут под снос.
Государство исходит из примата его, государства, интересов. Но государство — абстракция. Реально интересы государства — это интересы чиновника. А интерес чиновника сплошь и рядом задает бизнесмен, который оплачивает нарушение законных прав и интересов других граждан.
Законодательство, регулирующее принудительное отчуждение частной собственности для государственных и муниципальных нужд, должно быть пересмотрено. Я говорю не о бизнесе, а о жилье и придомовых земельных участках, принадлежащих хозяину дома. Муниципалитеты или госбюджет должны выплачивать титульному собственнику сносимых строений и участка полторы рыночной стоимости отчуждаемой собственности. Эта норма действует за одним исключением — чиновник, выступающий инициатором сноса, и его родственники ограничиваются выплатой полной стоимости.
В СССР частной собственности не существовало, а сознание, базирующееся на собственности, рассматривалось как криминал. Мы живем в культуре, которая сохраняет стойкое убеждение в том, что собственность греховна. Это что-то среднее между зоофилией и сожительством племянника со своей теткой. Человек, помеченный этими пороками, второсортен. При случае ему всегда можно дать в морду, пребывая в сознании своего нравственного превосходства, и мысленно вспоминая Евангелие: "Слава тебе, Господи, что я не такой, как этот несчастный".
В Конституции страны должно быть написано: власть, которая покушается на законную собственность своих граждан, полностью утрачивает основания легитимности. Граждане имеют законные права с оружием в руках защищать попираемые права частной собственности.
Россия заждалась партии собственников. Политика, который объявит, что государство гарантирует право гражданина с оружием в руках защищать свою законную собственность от любых посягательств чиновников, мафиози и просто бандитов с большой дороги, на руках внесут в Кремль.
Правящая элита — чиновники высокого уровня, так называемые политики, связанный с властью бизнес — выкачивают из России капитал, переводя "туда" семьи, детей, недвижимость. Их стратегические жизненные перспективы лежат по другую сторону российской границы.
Двадцать пять лет постсоветского развития показали — собственность олигархов, сросшихся с коррумпированным государством, не порождает нормального буржуазного общества. Буржуазное общество и европейскую цивилизацию созидает собственность десятков миллионов мелких и средних собственников, которые живут и знают: все может быть — землетрясение, извержение вулкана, падение метеорита и светопреставление. Не может быть только одного: никто, никогда и не при каких обстоятельствах не может посягнуть на его законную частную собственность.
Он может разориться, может проиграть ее в рулетку, может спьяну продать за ящик водки. Во всех этих случаях ответственность за утрату ложится на самого хозяина. Но сама по себе собственность вечна как звезды на ночном небе. Человек ляжет в землю, и его собственность перейдет детям. И если он воспитал людей достойных частной собственности, они приумножат ее и передадут внукам, завещая им беречь и умножать семейное достояние.
Мне нужна Россия, в которой самый обычный, средний человек выходит на крыльцо своего дома и стреляет из помпового ружья в живот каждому, кто без его разрешения переступил границы частного владения, не имея на руках решения апелляционного суда последней инстанции, согласного которому это владение признано законной собственностью пришельца. А потом возвращается в дом и спокойно пьет чай, потому что знает: если к нему придут еще раз — на улицы с помповыми ружьями выйдут тысячи его соседей и наступающим придется туго.
Нет такой России.
В незабвенную эпоху брежневского застоя, в 70- е годы, по советской эстраде пронеслась песня "Созрели вишни в саду у дяди Вани", которая полюбилась совковой аудитории. Сюжет песни примечателен. Дело в том, что дяди Вани нет дома. "Он с тетей Груней сегодня в бане". По этому случаю соседские мальчишки развернули экстренную уборку урожая в означенном саду, которая предстает в песне как веселое приключение. Хорошо помню горькие размышления, которые вызвала у меня эта песня. Народ, умиляющийся и эстетизирующий воровство, обречен на исчезновение.
Мне скажут: есть такая крестьянская традиция — дети могут обтрясти яблоню соседа. Взрослые, конечно же, объясняют им, что это нехорошо. Когда ребята подрастут, они перестанут лазить в соседский огород и сами будут осуждать за это своих детей. Так повелось, что же тут поделаешь. Я скажу, что надо делать. Ребятишек, которые освобождали дядю Ваню от бремени урожая, надо бить смертным боем так, чтобы они обгадились от боли и страха и на всю жизнь запомнили, чем закончилось для них это веселое приключение. Данная процедура сформирует у них существенно иное отношение к чужой собственности, которое они пронесут через всю свою жизнь и закажут детям, внукам и правнукам.
И не надо поминать мне Достоевского. Достоевский говорил о том, что всемирная гармония не стоит слезинки замученного невинного ребенка. Ребята, обтрясающие сад дяди Вани, повинны в преступлении против собственности. А это — страшное преступление, и те, кто не понимает этого, — обычные варвары.
Мне могут возразить, что русская душа органически не принимает всего того, о чем я написал. Это — серьезное возражение. Можно долго и развернуто полемизировать с этой точкой зрения, поминая Новгородскую республику, конституированную частными собственниками, охватившее всю Россию старообрядческое предпринимательство, русского кулака, счет которых шел на миллионы. Могут возразить и на это, сказав, что, действительно, русская почва порождает периодически свое отрицание.
Однако народ, как носитель национальной психеи, систематически вырезает порождение чуждого ему качества, как только объем этого сегмента общества подходит к критическому и это грозит перерождением целого. Но, в конце концов, мы имеем дело с экспертным суждением. По этому поводу нельзя установить доказательную истину.
На утверждение моих оппонентов я отвечу так: если они правы и идея частной собственности не может быть внедрена в русское сознание в силу самой природы русскости, тогда российское государство в ближайшее время исчезнет, а народ развеется. Имена "русские" и "Россия" станут достоянием истории, а внуки и правнуки россиян будут говорить на других языках.