Свое письмо в Следственный комитет с требованием проверить статью г-на Миграняна на предмет оправдания нацистских преступлений Борис Вишневский объясняет желанием заставить сторонников тоталитарной реакции отвечать по тем самым законам, которыми они запасаются для подавления оппозиции. По принципу "не рой яму другому". Ну или хотя бы сорвать с них маску "антифашизма" и заставить показать свое истинное, вполне фашистское лицо. О моральной стороне такого способа достижения этой вполне благой цели я уже высказался. Здесь же хочу рассмотреть вопрос с точки зрения политической целесообразности.
Действительно очевидно, что проталкиваемый сейчас через Думу "закон Яровой" задуман не для того, чтобы нельзя было хвалить Гитлера, а для того, чтобы нельзя было ругать Сталина. Чтобы нельзя было говорить правду о военных преступлениях и преступлениях против человечности, совершенных членами антигитлеровской коалиции. Кстати, не только тоталитарным Советским Союзом. Только что освобожденная и еще совсем не сталинистская Чехословакия поступила с судетскими немцами не хуже любого Гитлера. Это была чистой воды месть.
Тем, кто надеется, что содержащаяся в проекте фраза о "заведомо ложных сведениях" позволит защищаться в путинско-яровых судах, хочу напомнить статью 190-прим из УК РСФСР: "Заведомо ложные, клеветнические измышления, порочащие советский общественный и государственный строй". Вопрос о том, что заведомо правдиво, а что заведомо ложно, в советских судах решался просто: раз порочит, значит заведомо ложно. Так что ждите, когда Дума примет политическое решение опять считать, что поляков в Катыни убило не НКВД, а Гестапо. И всех, кто продолжит утверждать обратное, можно будет сажать. И когда за это привлекут к судебной ответственности Бориса Вишневского, вот тогда фашисты и сталинисты получат возможность с полным удовольствием и полным основанием в один голос сказать: "Не рой яму другому".
Но ведь это и есть неправомерно расширительное истолкование закона? Заявление Вишневского основано на таком же расширительном его толковании. Мигранян не приветствовал ни концлагеря, в которых, по словам Геринга, "из марксистов воспитывали полезных членов общества", ни расовые законы, ни Хрустальную ночь. Он всего лишь сказал, что если бы Гитлер не сломал себе шею в безудержной экспансии и не привел бы свой народ к национальной катастрофе, немцы все это ему простили бы. И это, увы, горькая правда.
Человечество еще не достигло той степени нравственного совершенства, чтобы массовое сознание категорически отвергало жестокость и насилие в ущерб мишуре славы и величия. Народы часто прощают тиранам насилие и жестокость по отношению к "меньшинствам", если тираны оказываются успешны.
А у Гитлера были успехи и кроме присоединения населенных немцами земель. Например – великолепная система социального обеспечения. "Именно в этот период немецкая нация стала объектом небывалой опеки и заботы со стороны нацистского государства. Никогда ранее арийский народ не был таким сплоченным и настроенным на благополучное будущее", – пишет в фундаментальном исследовании "Социализм Гитлера" историк нацизма Олег Пленков. И приводит слова великого писателя Томаса Манна: "Нельзя забывать и никак нельзя оправдать того факта, что национал-социализм был искрометной революцией энтузиастов, настоящим немецким народным движением, которому были свойственны неведомые ранее масштабы духовного подъема, веры и громадного всеобщего воодушевления".
Это говорят люди, сомневаться в антифашизме которых не придет в голову никому. Но ведь к Миграняну это не относится? Ведь все знают, что этот теоретик "авторитарной модернизации" просто хочет обосновать историческую оправданность нарушений прав человека? Но вот тогда и получается, что
Вишневский хочет судить Миграняна даже не за то, что он сказал, а за то, что он не сказал, но подумал. Просто за то, что он враг демократии. Это и есть расширительное толкование закона.
Вопрос о том, должна ли демократия давать право голоса врагам демократии, не нов. Ловушка состоит в том, что открытое общество, закрывая двери перед своими врагами, перестает быть таковым. Охота на "оправдывающих нацизм" сделает невозможным любое серьезное историческое исследование. Сделает недоступной историческую правду. Что еще опаснее, она сделает невозможной настоящую идеологическую борьбу с нацизмом. Что делать учителю истории, когда на его уроке бритоголовый шкет начинает сыпать цитатами из трудов "отрицателей Холокоста" (интернет – великая вещь!), а он не знает, что ответить, потому что он как законопослушный гражданин этот запретный плод не читал? Сообщать в "органы"?
Опыт антинацистского законодательства в европейских странах показывает: если исключается расширительное применение закона (как и должно быть в правовом государстве), оно бесполезно, потому что легко обходится. Неонацисты избегают каких-то терминов и формулировок, но идеи свои все равно выражают. Если же начинается расширительное применение закона, оно легко превращается в произвольное, что свойственно государству полицейскому. Тогда это законодательство становится вредным и опасным.
Замаскированный нацист всегда опаснее открытого. И для общества лучше, чтобы все видели: вот это нацисты. Иначе они будут проникать во вполне здоровые общественные структуры и незаметно отравлять их своим нацистским ядом.
Иначе мы можем просто не заметить, как они проползут к власти. Поэтому запрещать неонацистские организации только потому, что они неонацистские политически нецелесообразно. И "Mein Kampf" надо не запрещать, а включить в обязательную школьную программу. Чтобы показывать: смотрите, дети, вот что такое нацизм. И если вы сегодня от какого-нибудь политика услышите вот это, вот это и вот это, умейте видеть, откуда уши растут.
Закончить я хочу повторением того, о чем мне уже приходилось говорить два года назад:
"Послевоенные европейские законы, запрещающие открытое выражение нацистских взглядов, были возмездием, основанным не на праве, а на коллективной политической воле победителей. Они имели право на существование в мире, в котором люди помнили непосредственно виденные ими неостывшие горы человеческого пепла. И то, что фашизм есть абсолютное зло, могло считаться в этом мире истиной, не требующей доказательств.
Но "ялтинского мира" больше нет, хорошо это или плохо. И в нашем "прекрасном новом мире" каждому новому поколению придется с нуля доказывать, что фашизм – это зло. Вот только современные борцы с фашизмом подразучились это делать. Запретительные законы не способствуют сохранению спортивной формы. И в современном мире они лишь рудимент ушедшей эпохи".
