Покойный мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак назвал Россию "страной правового эксперимента". Эксперимент пока далек от завершения, но некоторые итоги подвести уже можно. Одним из них стало формирование в стране зон тотального бесправия и абсолютной неподсудности. Именно в такие зоны превратились у нас следственные изоляторы. Парадоксальным образом в них образовался правовой вакуум. С одной стороны, там находятся люди, с точки зрения закона невиновные — виновным, как известно, человека может признать только суд. С другой — эти люди, находясь за решеткой, явочным порядком лишаются прав, которые есть у свободного человека, а права осужденных на них не распространяются, поскольку они таковыми не являются. Как все выглядит на деле, нам рассказал земляк Собчака, эксперт Общественной палаты Российской Федерации Владимир Матус, занимающийся нарушениями прав человека в местах лишения свободы.
— Начнем с изоляторов временного содержания. Там ведь люди находятся недолго?
— Да, первые десять дней, пока дело верстают. Условия грустные. В Северо-Западном регионе есть, например, камеры, в которых люди спят на полу, в досках которого запросто можно обнаружить бациллы туберкулеза. Поскольку в камеры граждан сплошь и рядом закидывают без медицинского освидетельствования, в том числе и с открытой формой туберкулеза, вероятность заразиться высока. По правилам арестованному должны выдать матрас, а перед этим его дезинфицировать. А дезинфекционных камер, например, в 70 процентах ИВС Ленинградской области нет. Поэтому матрасы не выдают, а в некоторых местах нет и нар. Если человеку, попавшему в ИВС, родственники срочно не принесли передачу, он не имеет ничего. Ни матраса, ни подушки, ни одеяла — я уж не говорю о постельном белье. Нет полотенца, зубной щетки, мыла… Берешь куртку, кладешь под голову и так спишь. С умыванием и туалетом примерно то же самое.
В ИВС в городе Тосно под Петербургом унитаз стоит на метровом постаменте. Если вы инвалид или больной, да пусть бы и здоровый — попробуйте, заберитесь туда! Если лечь на койку, то "пятая точка" того, кто сидит на унитазе, окажется выше вашего лица. Спрашиваю: "Вы что, гестаповцы, что ли?" Начальник отвечает: "Я пришел — так было". В некоторых камерах и вовсе туалета нет. Если попросишь, выводят по нужде. А могут и не вывести, зависит от того, "как будешь себя вести". Существует установка — сломать человека в первые десять дней, под это и создаются условия. Они в ИВС и СИЗО тяжелее, чем в колониях. В ИВС в Сланцах еще хуже: унитаз — единственный источник воды. Что делают подследственные? Они сверлят трубу, которая идет в унитаз, и вставляют туда кран. Оттуда наливают воду, пьют и моются… В ИВС Приморского района камеры переделали так, чтобы воду включала снаружи охрана. Захотел пить, или, допустим, надо слить воду в унитазе — стучишь охраннику и просишь его включить воду, и он включает. Или не включает.
— СМИ неоднократно сообщали, что следственные изоляторы чудовищно переполнены.
— Сейчас людей в камерах меньше, но если камера большая, на глаз трудно установить, соблюдается ли положенная норма — 4 квадратных метра на человека. В СИЗО в Горелове есть камеры по 120 и по 180 человек, что тоже не нормально ввиду антисанитарии и распространения болезней. Главное же, начальник изолятора в своем учреждении по-прежнему царь и бог, который, как правило, никого не хочет слушать и ничего не хочет соблюдать. Жаловаться на него можно начальнику управления Федеральной службы исполнения наказаний и в прокуратуру, но у многих прокуроров слишком низкий профессиональный уровень, либо они очень загружены или дружат с начальниками СИЗО.
— И как долго люди сидят в СИЗО?
— По-разному. Есть у меня один молодой паренек, подследственный, он уже второй год сидит в камере вообще ни за что. Взяли, арестовали, и мне никак ничего не добиться… Или сидят два брата за намерение купить краденый экскаватор. Тот, кто его украл и сверх того совершил еще десяток таких преступлений, находится под подпиской о невыезде. А те, которые хотели купить краденое — причем не факт, что они знали, что это краденое, — сидят уже второй год. Они только намеревались, даже денег не заплатили, но следователь считает намерение составом преступления. В деле так и написано: должны были знать, потому что покупали по дешевке. Зато милиционеров, которые сопровождали платформу с этим экскаватором, вывели из-под следствия под предлогом незнания того, что экскаватор ворованный. У обоих — семьи без кормильцев, а следователь так ведет дело, что ей из прокуратуры уже не первый раз возвращают на доследование. И подобных много. Я был недавно в Следственном комитете в Сестрорецке, там есть следователи, которые самостоятельно ведут дела, а работают всего третий месяц. И когда с ними разговариваю, понимаю, что книжки они читали, но не более того. Мне страшно подумать, кого и как они будут сажать.
— Многих подследственных у нас отпускают?
— За 9 месяцев нынешнего года из СИЗО города и области выпустили 1083 человек, а сидит там 5500. Итого имеем 20 процентов либо невиновных, либо совершивших мелкие преступления, за которые не предусмотрено лишение свободы. Скольким из них сломали жизнь и подорвали здоровье?
— Кто отвечает за то, что невинных людей месяцами и годами держали в камере?
— Никто. Следователь Следственного комитета не несет никакой ответственности. Мера пресечения — это его личный взгляд на данного человека. И потом он же не сам решает, а предлагает судье, которому обычно все равно. Конечно, есть сроки следствия, но районный и городской суды могут их продлить и продлевают. Даже если невинный человек умрет в изоляторе, ответственности по закону отправившие его туда не несут. У нас можно посадить работника УФСИН, сотрудника полиции, но не судью и не следователя. Надо доказать, что они это сделали преднамеренно, что они ведали, что творили. А как это докажешь? Уволить с запрещением занимать соответствующие должности тоже почти невозможно — люди могли ошибаться, а не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Как в СИЗО с медицинской помощью?
— Никак. Стационара в СИЗО нет, больных оставляют в тех же общих камерах с общими для всех условиями. В больницу отправляют редко. В Петербурге есть больница имени Гааза, но она же не резиновая. Там, как правило, нет мест. Правда, лет десять назад городской бюджет выделил средства, и в 2003 году в 21 городской больнице были оборудованы специальные казематные палаты, чтобы туда можно было приводить заключенных, обследовать их, лечить. Теперь этих палат нет, куда они делись, я не знаю, и если надо отвезти кого-то из арестованных на обследование, больницы их не принимают, потому что нет соответствующих условий. А медицинское освидетельствование заключенных производится только в государственных больницах.
— Бесправие, с которым сталкиваются в СИЗО, не могут преодолеть и вчерашние хозяева жизни. Вы, например, дважды посещали бывшего депутата Госдумы Михаила Глущенко (в следственном изоляторе и больнице), когда ему изменили диагноз: вместо 3-й степени гипертонического криза поставили более легкую 2-ю. С чем это связано?
— Почему изменили диагноз, я не понимаю. Этот вопрос надо задавать главному лечебного учреждения. Что касается меня, то я действительно посещал Глущенко дважды, в том числе вместе с врачом Панфиловым, который тоже является членом Общественной наблюдательной комиссии Санкт-Петербурга по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и содействия лицам, находящимся в местах принудительного содержания. Он посмотрел и сказал: "Я предлагаю собрать комиссию, потому что давление 200 есть точно". После этого мы попросили, чтобы пришли врачи из больницы Гааза, и они сделали совместный осмотр, в котором зафиксировали давление 240 на 145. Стало понятно — нужна срочная медицинская помощь, и Глущенко отправили в больницу, но на третий день выписали. Это странно, поскольку, когда мы его проверяли, он находился в критическом для жизни состоянии. Если родственники опять к нам обратятся, мы готовы продолжать контролировать ситуацию.
Пока же могу сказать, что медицинская часть следственного изолятора, в котором находится Глущенко, совершенно не приспособлена к оказанию стационарной медицинской помощи. Старая постройка, выделены две маленькие комнатки. Там можно таблетки выдавать, давление можно померить, но лечить человека в данном помещении нельзя. Кстати, сотрудники СИЗО попросили нас зафиксировать факт проведения осмотра, чтобы подстраховаться от возможного давления и переделки протокола осмотра — гарантировать, что Глущенко не симулирует. Результат столь однозначно показывал состояние подследственного, что пленку потом закрыли для доступа адвокату. Думаю, она и сейчас в СИЗО.
— Прокуратура с согласия суда, как потом писали газеты, после вашего визита стала проверять не условия содержания Глущенко, а законность вашего визита. Действительно прокурор Сизых заявила, что право на такие посещения имеют только обвиняемые, но не подсудимые?
— Людям в погонах не нравится, когда им указывают на необходимость соблюдать закон. Хотя в данном случае мы всего лишь увидели больного человека, который мог умереть, и попросили доставить его в больницу, чтобы спасти ему жизнь. Прокурор же просто не знает действующего законодательства и говорит глупости. Я что, должен взять учебник и идти рассказывать ему, что такое Уголовно-процессуальный кодекс? Так вот, согласно пункту 2 статьи 47 УПК РФ подсудимым именуется обвиняемый, по уголовному делу которого назначено судебное разбирательство. То есть подсудимый тоже является обвиняемым, на которого распространяются все его права.
— Получается, что после унитазов на метровых постаментах и умывания из канализационной трубы у простого узника одна надежда — на Европейский суд по правам человека в Страсбурге?
— Можно, конечно, обращаться, но это очень сложно. Адвокаты, которые работают со Страсбургским судом, дорого стоят. Представьте, отсидел человек год-два в изоляторе, приходит домой больной, дома есть нечего. Откуда у него деньги на такого адвоката? В Страсбурге очень специфическая форма подачи иска, жесткие сроки, много норм, которые надо соблюдать, чтобы твое дело взяли в работу. Зато если уж взяли, то велика вероятность, что ты выиграешь.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
