Эта лекция будет о том, почему я не люблю Маяковского. Не очень ловко об этом говорить, но это так. Почему неловко? Наверное, потому, что нелюбовь к Маяковскому распространена довольно сильно. Почему?
Может быть, дело в том, что после того, как товарищ Сталин объявил Маяковского "лучшим и талантливейшим поэтом современности", естественно, об этом начали говорить во всех школах, без его стихов не обходился ни один торжественный вечер, чему бы он ни был посвящен.
Сталин умер, а безудержное восхваление Маяковского осталось. Теперь уже поколение шестидесятников видело в нем романтика революции, противопоставляла его видение социализма тому, что реально строил Сталин. Трагическая гибель Маяковского воспринималась, как смерть человека, затравленного режимом, не выдержавшего перерождения революции.
Те, кто сами верили в "социализм с человеческим лицом", считали Маяковского выразителем своих идеалов. Читатели, уставшие от снулого соцреализма, упивались его неологизмами и энергичными ритмами.
При этом официальное восхищение Маяковским-новатором, Маяковским-революционером только подчеркивало замалчивание значения других великих, загубленных режимом. Мандельштама, погибшего в лагере, Цветаевой, доведенной до самоубийства, Ахматовой и Пастернака, которых преследовали, унижали и оскорбляли.
Отсюда, конечно, у меня — и не только у меня — было ощущение, что нам навязывают одного поэтического героя за счет других. Чем больше было разочарование в советской власти, тем сложнее было читать поэмы Маяковского.
Почему об этих чувствах неловко говорить? Да очень просто — получается, что мое отношение к поэзии зависит не от качества стихов, а от того, какое восприятие этих стихов мне навязывают. Меня заставляют любить Маяковского, а я назло не люблю. А надо бы назло власти его любить, но не так, как любит власть. Уффф… Очень сложно.
Но сегодня я понимаю, что дело далеко не только в отношении Маяковского к советской власти. Если судить по этому критерию, то придется отбросить большую часть русской литературы ХХ века.
Я вижу в Маяковском — и не только в нем, увы, преклонение перед силой, желание воспевать власть, готовность служить власти — и мне это абсолютно чуждо. Как и все футуристы, он воспевал насилие — и можно сколько угодно говорить о его личной ранимости, доброте и нежности — но стихи-то, стихи говорят о другом. А для нас сегодня важны прежде всего стихи.
И то, что Маяковский так легко принял революцию, не испугался волны насилия, а наоборот, приветствовал ее, — вот это мне трудно ему простить. Он не один был такой? Да, конечно, и от этого еще печальнее. А то, что его стихи, которые так легко запоминать и скандировать, повторяли сотни и тысячи, делает эту ситуацию еще печальнее.
А когда я смотрю на то, что происходит с нами сегодня, на невероятный взлет насилия и агрессивности — далеко не только на войне, то думаю, что даже самые прекрасные строки откликаются в моем сердце только в том случае, если их создатель — мог бы повторить за Пушкиным: и долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал.
Маяковский так сказать не мог, и поэтому меня не интересует все его новаторство.
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
! Орфография и стилистика автора сохранены
