Это конспект рассказа одной медсестры с нежным именем Олена, хрупкой украинки лет под пятьдесят, которая недавно была обменена и вышла из русского плена. Повстречалась я с ней два дня назад в магазинчике на Канарских островах, куда её привезла сестра с целью психоэмоциональной реабилитации.
Это случилось в Пуэрто-де-ла-Крус, где мы разговорились. Наплакались и долго обнимались, не желая расставаться. А когда вечером, перед их отъездом, снова встретились, она рассказала свою историю. На фото Олена в синей ветровке, а Света в розовой. Вот что я запомнила.
Олена давно работает в госпитале, а после 24 февраля прошлого года стала работать там круглосуточно. Начались бомбёжки, и раненых было несметное количество. Их везли и везли... Везли военных, детей, пожилых. Было ощущение, говорит она, что нас хотят утопить в крови. Кровь лилась рекой и была повсюду, воды было мало, чтобы её смывать, инструменты очищали спиртом и работали дальше. Не было света, оперировали под освещением трансформаторов.
Когда разбомбили госпиталь, было приказано разделиться по двум бункерам, одна часть переехала в Азовсталь, другая на огромный завод Ильича. Там надо было постоянно менять бункеры, т.к. русские, заметив транспорт с ранеными, начинали их бомбить. Операционные располагали близко к выходу, чтобы быстро перевозить оборудование и пациентов на новое место.
В начале марта уже невозможно было выйти из окружения, так как Мариуполь был охвачен тройным кольцом. Сначала забрали в плен мужчин-врачей, потом и женщин. Помещали в подвалы, где они лежали на цементе. На другом пересыльном пункте в комнату с четырьмя кроватями поместили 40 человек. Спали как сардины в банках. Выходить было запрещено. Перевозили со связанными руками и завязанными глазами, иногда на самолёте. Когда оказались в лагере в России, то у них уже давно всё было забрано — зубные щётки, нижнее бельё и, конечно, телефоны. Поэтому её сестра Света ничего об её участи не знала. В это же время брат мужа Светы попал там же в плен — это когда дали приказ сдаваться в Азове. Там сначала не так строго проверяли пленных и некоторым удалось пронести телефоны в подвалы. Они их там разбирали на части, присоединяли к электрическим проводам, чтобы зарядить, и так могли сообщать о своём местонахождении.
Кормили во время этапа баландой, которую и голодная собака не станет есть, от многих людей остались только кожа да кости. Когда их доставили в тюрьму, то стали давать разные каши и хлеб, и Олена понемногу начала набирать вес. Задачей тюремщиков было сломать дух людей.
В 6 утра сразу после побудки надо было по 5-6 раз подряд петь российский гимн, причем не нормальным голосом, а орать. Если было недостаточно громко, надзиратели стучали палками по двери. Это был первый сигнал, а когда дверь открывалась, в барак входил ужас — опять будут бить. Били за всё. У Олены после бомбежек пропал не только слух, но и голос, едва могла говорить, за это тоже били. Если при проверке надсмотрщицы считали, что пленная расставила ноги недостаточно широко, то били палкой по внутренней стороне ног. Одна пожилая женщина была с вывихнутым бедром, её забрали в плен перед операцией, она просила лечение, а её били по ногам и часто электрошоком, мол, "на тебе лечение". С утра до вечера надо было постоянно смотреть пропаганду русского телевизора, утром выдавали листы со стихами, и довольно длинными, про славу русских, и к определенному часу надо было скандировать их наизусть. Не запомнил — били.
С ними были две гражданские, одна эпилептик, которая билась в припадках, другая умственно отсталая и запомнить, конечно, ничего не могла, их били тоже. Олена грустно повторяла свой вопрос: "Ну на что им эти больные гражданские? Их-то за что?" Я спросила: "А кто бил?" — "Так женщины надзирательницы и били" — "А они были пожилые?" — "Да нет, в основном молодые, говорили нам, что Украины больше нет и никому мы, пленные, не нужны. Забыты и списаны со счетов".
Вместе с Оленой была молодая женщина, специалист по военной электронной связи, начала терять надежду и падать духом. Олена ей сказала: мы должны всё, что они говорят, переворачивать наоборот — они говорят, что вся Украина захвачена, значит, идёт борьба, они говорят, нас забыли, значит, о нас беспокоятся и готовятся нас поменять. Мы выйдем и будем нужны нашим детям, показав им пример мужества. Так они сохраняли силу своего духа.
Олене предлагали взять российский паспорт. Она отказалась. Спросили почему, ответила, что сыновья в Киеве. Так Киева уже нет, говорят ей. Может, хотите литовский или польский? Нет, отвечала, у меня мама на границе с Польшей живет, я сама разберусь. Из всех, кто был с ней в плену, ни одна не поддалась, хотя ломали жестоко.
Так прошло 6 месяцев. Однажды её фото среди других заключённых женщин увидела сестра Света и начала борьбу за её спасение. Десятки интервью дала, в том числе Washington Post, что развернуло масштабные действия по поискам пленных и погибших, вступила в контакт с берлинскими организаторами демонстраций за освобождение пленных врачей. Их захватили множество. Они ведь безоружны и не побегут, бросив пациента, взять их можно голыми руками.
Света также боролась за обмен своего родственника из Азова, и его тоже на днях выпустили. Он, мужчина в расцвете лет, вышел исхудалый и изможденный до неузнаваемости, лысый череп, обтянутый искалеченной шрамами кожей. Когда вышла Олена, у неё с собой была только тюремная одежда, сумочка с одной парой тюремного нижнего белья, одним тюремным мылом, и это было всё. А когда меняли русских, те выходили из украинского плена со своими набитыми баулами и в своих кожаных куртках.
После выхода из плена Олена провела месяц на карантине в больнице, где получила полное медицинское обследование и реабилитацию. И только потом сестре позволили её посетить и забрать домой. Какое это было счастье для их матери и сыновей Олены! Один из них с тех пор сознательно решил стать военным и пошел в военную школу, другой гитарист и учится в консерватории. Им по 20 лет. Призывной возраст.
Так как Олена часто не может спать и её преследуют картины пережитых ужасов, врач-психиатр посоветовал ей поехать в такое место, которое бы по силе воздействия превосходило картины войны и накрыло бы их своей противоположностью. Выбрали Тенерифе, как рай на земле, и сестра отправилась вместе с ней. Были они здесь всего неделю, сколько смогли оплатить, на экскурсии им уже не хватало, но в Лоро-парке побывали. Обрадовались, когда в начале шоу китов и моржей на экране показали украинский флаг и зазвучала песня о мире. Такие сигналы солидарности и сострадания для них были моральной поддержкой, а красоты Пуэрто-де-ла-Крус и морские купания дали возможность прийти в себя и порадоваться жизни.
Я была поражена беззлобным рассказом Олены, отсутствием у этой страдалицы, пережившей русский ад, какой-либо агрессии, и восхищалась её мужественным решением завтра снова вернуться на фронт, чтобы спасать раненых.
Сестра Света работает для тех, кто потерял всё. Собирает для них одежду, развозит еду. Сама она уже пожила в Германии, но когда Олена пропала, то вернулась в Украину и стала искать сестру, а также других пропавших врачей и помогать людям выживать. Я благодарна судьбе, что она свела меня с этими потрясающими женщинами, которые за пару часов стали как родные и с которыми мы подружились надолго.
Расскажите эту историю другим, а то мы так легко забываем, что за сводками о ходе войны стоят такие прекрасные люди. Верю в то, что именно они, пострадавшие и раненные, но не изувеченные и не сломленные, способны вернуть в мир истинные ценности и добро и что Украина сможет показать миру пример не только мужества, но и гуманности.
P. S. Моя мама родилась под Мелитополем, училась в Киеве и всю жизнь потом вспоминала Крещатик с аллеями каштанов, да так образно, что я, ни разу не видевшая Киев, представляла его в своих картинах точно. Записана я была русской, хотя папа был коренной белорус. И сейчас, на закате своих дней, будучи уже более 40 лет немкой по паспорту, обнаружила свои корни и полюбила Украину.
Без пафоса — Слава Украине.
