Лаврентия Берию некоторые считают "неоднозначной фигурой". С одной стороны — циничный интриган, шагавший по карьерной лестнице по головам, палач, осуществлявший самые мерзкие "поручения партии". С другой стороны — к руководству НКВД он пришел после "Большого террора" как "восстановитель социалистической законности". Резко сократил количество арестов, ограничил применение пыток, часть арестованных по политическим обвинениям выпустил. А после смерти Сталина даже пытался продвигать самый радикальный вариант десталинизации. За что и поплатился. Соратники были напуганы именно предлагавшейся им либерализацией.
То есть человек не заблуждался, всё про государственный террор понимал и не был чужд представлениям, что это не самая правильная вещь. Но когда поручали "грязную работу", не просто делал ее со рвением, но готов был, что называется, "бежать впереди паровоза". Есть документ. Подписанная Берией докладная записка НКВД Сталину от 3 марта 1940 года о польских офицерах, содержавшихся в советских лагерях для военнопленных и интернированных. На том основании, что они настроены враждебно, в записке предлагается рассмотреть их дела в особом порядке с применением расстрела. Именно на основе этой записки было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года и конвейерно уничтожено около двадцати тысяч граждан Польши.
Составлял ли эту записку сам Берия по собственной инициативе (лишь бы выслужиться) или просто подписал то, что подготовил его аппарат? Или получил "указание сверху" подготовить именно такой материал? Обсуждалась ли записка на заседании Политбюро или Сталин просто опросил членов Политбюро по телефону, как он это часто делал? Ведь могло быть и так, и так. Просто я всегда пытался понять, что было в головах тех людей, которые участвовали в принятии решений об очередном злодеянии, которые давали на это свое согласие.
Мог ли кто-то из них выразить свое несогласие при обсуждении вопроса хотя бы в самом тесном кругу "своих" за самыми закрытыми дверями? Были ли среди них хотя бы внутренне несогласные с принимаемыми решениями? Не просто понимавшие беззаконность и несправедливость этих решений на рациональном уровне, но испытывавшие их эмоциональное отторжение? Что они чувствовали? И можно ли было в принципе помешать принятию или осуществлению какого-либо из таких "решений"?
Вот мне и пришел в голову фантастический сюжет из модной сейчас альтернативной истории. Товарищ Берия шокирован решением Политбюро о ликвидации интернированных польских офицеров. И пытается воспротивиться его осуществлению. Получает это постановление Политбюро и говорит:
"А я с вашим постановлением не согласен. Вы, вообще, кто такие? Вы — никакой не государственный орган власти. Я вам не подчиняюсь. Я — нарком внутренних дел. Меня утверждала сессия Верховного Совета депутатов трудящихся. И только Верховный Совет большинством голосов может отправить меня в отставку. По нашей самой демократической в мире Конституции, написанной товарищем Бухариным. Вот я сейчас выступлю перед Верховным Советом…"
Стоп. Понятно, что в случае подобного заявления Лаврентий Палыч ни до какого Верховного Совета не дошел бы. Дошел бы до ближайшей стенки. Но давайте изменим сюжет. Затаился. А тут как раз и сессия советского "парламента", когда расстрелять еще никого не успели. И вот он просит слова.
Понятно, что любое публичное действо вроде сессии Верховного Совета было тщательно срежиссировано. Все выступления с трибуны были заранее согласованы и утверждены в партийных инстанциях. В обход этих согласованных списков никому из представленных в советском "парламенте" шахтеров и трактористов слова бы не дали. А кандидату в члены Политбюро, наркому внутренних дел?
Разумеется, в высшем партийно-государственном руководстве действовали неписаные, но жесткие правила, согласно которым любой член этого руководства должен был, как и любой простой советский трудящийся, предварительно обговорить с "товарищами" тему любого своего публичного выступления. И все же, если бы попросил слова, не обговорив — отказали бы человеку, который в политической иерархии стоял явно выше "спикера", ведущего сессию "парламента"?
Допустим, "спикер" почуял неладное и срочно объявил технический перерыв. Пусть "старшие товарищи" разбираются. А за перерыв "старшие товарищи" Лаврентия Палыча скрутили бы. После перерыва о нем никто не вспомнил бы. Но изменим еще раз "условия игры". Обговорил заранее совсем другую тему выступления. Обманул своих товарищей. Кинул. И вот он на трибуне. И говорит.
Отключили бы микрофон? Не дали бы договорить? Но суть вопроса можно было бы изложить менее чем за полминуты. Например, вот так:
"Товарищи! Политбюро приняло решение об уничтожении двадцати тысяч офицеров бывшей польской армии, сдавшихся нам без боя при занятии нами Западной Украины и Западной Белоруссии и с тех пор содержащихся в наших лагерях. Я несогласен с этим решением и отказываюсь его выполнять. Я считаю, что это не по-людски и так не должно поступать первое в мире государство рабочих и крестьян. Я прошу Верховный Совет рассмотреть вопрос о судьбе пленных польских офицеров".
Даже микрофон отключить не успели бы. Понятно, что немедленно объявляется перерыв, после которого "депутатам трудящихся" сообщают, что товарищ Берия внезапно и тяжело заболел, но уже госпитализирован и проходит курс лечения. Его слова не имеют ни малейшего отношения к действительности. Забудьте. Но вот забыли бы?
Вот этот Верховный Совет СССР. Две палаты — Совет Союза и Совет Национальностей. Всего больше тысячи человек. Доярки, академики, врачи, учителя. Срез советского общества. Да, отобранные статисты. Но все же очень разные люди, далеко не все из которых были заведомыми подонками. Далеко не все были такими же марионетками и холуями, как будущий романтический символ эпохи начала освоения космоса — Валентина Терешкова. Ведь для многих "я другой такой страны не знаю…" и это всё было серьезно.
Да, Верховный Совет СССР, бывший, согласно Конституции, высшим органом государственной власти, на деле был картонной декорацией, лишенной какого бы то ни было влияния на принятие решений. Но решилось бы Политбюро исполнить свое "решение" после такого "перформанса"? Или, напротив, просто отпустило бы поляков в присутствии десятков журналистов, чтобы опровергнуть "распространяемые врагами слухи"? Готово ли оно было творить при свете дня то, что оно творило под покровом тайны? Ведь даже нацисты принимали свои решения о Холокосте в глубокой тайне. А если бы они это делали публично? Как отнеслись бы к этому влюбленные в фюрера фрау и фройлян?
Из сталинской шайки не нашлось никого, кто попытался бы спасти тысячи невинных, обреченных на смерть очередным "коллективным решением" об очередной "спецоперации". Кто бы рискнул ради этого собственной жизнью. Никто из них не нарушил мафиозный "закон омерты". Систематическое принятие таких вот "решений" стало для них всех повседневной "банальностью зла". И чем они отличаются от эсэсовцев, "работавших" в Аушвице?
Пусть будет проклята вся шайка окружавших Сталина упырей. Вместе со своим главарем. Вместе с чудовищным экспериментом, поставленным этой шайкой над людьми. Вместе со всей его фальшивой романтикой "построения нового мира", "покорения космоса" и прочими красивыми символами советской эпохи.
Сегодняшнее позорно-комичное лизобдюдство Терешковой — достойный финал этого эксперимента.
