На протяжении пары последних недель так называемая "либеральная российская общественность" обсуждает данные некоего опроса общественного мнения, посвящённого отношению жителей России к личности и деятельности Иосифа Сталина. Обсуждение это полно самыми разными эмоциями — от глубокой озабоченности, проявляемой людьми, не склонными к намеренной драматизации ситуации, до откровенной истерики, выказываемой теми, кто к таковой драматизации склонен. Последних, хотя одобрить никак нельзя, понять вполне можно. Поскольку, согласно сведениям, обнародованным теми, кто данный опрос проводил, выходит, что едва ли не две трети от числа ими опрошенных — а следовательно, и от числа всех жителей России, если признать данный опрос репрезентативным, — относится к Иосифу Сталину или по меньшей мере с симпатией, или с явным одобрением, а то и откровенно преклоняется перед ним. В связи с чем либеральная общественность (далее кавычки на этом выражении — интонационные, то есть невидимые) дружно негодует и недоумевает, задавая самой себе единственно возможный — на её, разумеется, взгляд — вопрос: "И как же это мы дошли до жизни такой?!"
Попробуем разобраться в том, как это произошло. А заодно — в том, кто во всём этом виноват, что делать и с чего начать.
* * *
Советский диктатор Иосиф Сталин помер (официально) 5 марта 1953 года. Созданная им за долгие годы безраздельного властвования система государственного управления — гулагерный социализм — была изначально абсолютно неэффективна экономически, ибо противоречила базовым потребностям всякого разумного человека. Поскольку люди прибывают в этот мир для интеллектуального саморазвития и созидательного труда на благо своё и окружающих, а не для того, чтобы рубить кайлом золотоносную породу в вечной мерзлоте, загибаясь за пайку чёрного хлеба и миску баланды в день. Соответственно, эта система была обречена на гибель сразу же, как только исчезнет тотальный страх, на котором она возводилась и держалась.
Прекрасно это понимая, сталинские наследники — Никита Хрущёв, Георгий Маленков, Николай Булганин и Лаврентий Берия — стали отпускать гайки чуть ли не с первого же дня после того, как мумию Отца Народа и Корифея Всех Наук торжественно запихнули в сатанинский зиккурат на Красной площади, именуемый в целях конспирации "мавзолеем". Было мгновенно ликвидировано МГБ (Министерство государственной безопасности СССР), прекращено "дело врачей-отравителей", объявлена широкомасштабная амнистия для уголовников и частично политических заключённых. Пошли разговоры о том, что "партии следует повернуться к народу лицом", в связи с чем советская промышленность будет переориентирована на выпуск товаров для народа, а не для войны. Затем, после ликвидации Берии, верхушка правящей партии заключила негласный пакт о ненападении — договорившись никогда впредь не использовать для разборок Военную коллегию Верховного суда СССР, а все спорные вопросы решать посредством "внутрипартийной дискуссии".
Это весьма прогрессивное решение привело к тому, что три года спустя, в феврале 1956-го, в Советском Союзе началась первая волна государственной кампании по десталинизации общества. Кампания эта была, однако, крайне куцей и непоследовательной, во-первых, и весьма непродолжительной по времени — во-вторых. Поскольку после того, как в том же 1956-м сначала летом произошло рабочее восстание в польском городе Познань, а затем осенью вспыхнула антикоммунистическая революция в венгерском Будапеште, кремлёвские правители очень сильно испугались и решили отыграть назад. Что и было незамедлительно сделано. ГУЛАГ, однако, всё же ликвидировали — за полнейшей его экономической неэффективностью. А сотни тысяч бывших политзаключённых получили право на реабилитацию и комнату в коммуналке вместо шконки в лагерном бараке.
* * *
Вторая волна десталинизации в СССР началась спустя только пять лет, осенью 1961-го. Тогда Хрущёв, к тому времени уже сам превратившийся в забронзовевшего говорящего истукана, приказал выкинуть мумию Сталина из зиккурата и переименовать все топонимы, носящие его имя. Мумию ночью вынесли и закопали в ёлочках подле кремлёвской стены, а Сталинград стал Волгоградом. Ещё через год в журнале "Новый мир" была опубликована повесть "про лагеря" никому в ту пору не известного писателя Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича", ставшая первым гвоздём, заколоченным в крышку гроба советской соцреалистической литературы.
Прочитав "Ивана Денисовича", советская интеллигенция воспряла духом. Ей показалось, что теперь становится всё можно. Что именно это "всё" — каждый из представителей данного сословия понимал по-своему, однако большинство относящих себя к нему сходилось во мнении, что нынешние коммунисты "уже не те, что прежде" и что в самом недалёком будущем тоталитарный режим начнёт трансформироваться в сторону "социализма с человеческим лицом".
О том, насколько наивны и самонадеянны были эти вздорные мечты, тем, кто их холил и лелеял, стало ясно после того, как в октябре 1964 года в Кремле произошёл дворцовый переворот и Хрущёв в одночасье превратился из "нашего дорогого Никитсергеича" в "волюнтариста" и "субъективиста". Окончательно иллюзии рассеялись 21 августа 1968 года — в день, когда советскими танками была раздавлена Пражская весна.
От розового интеллигентского оптимизма не осталось и следа. Ему на смену пришли панические настроения — на московских и ленинградских кухнях заговорили о предстоящей "реабилитации" уже самого Сталина и неизбежной ресталинизации внешней и внутренней политики Советской империи.
Однако ни того ни другого ни в конце 1960-х годов, ни позднее, в годы 1970-е, не произошло. ("Доктрина Брежнева" — не в счёт: это была страшилка только для внешнего употребления, не обеспеченная ничем кроме бездарной кремлёвской демагогии.)
Брежневско-андроповский режим, с каждым годом всё сильнее и сильнее отстававший от стран "свободного мира" по всем параметрам — прежде всего по уровню жизни и в плане современных технологий, — к фигуре Сталина старался внимания не привлекать вообще. Сталин при Брежневе считался крупным государственным деятелем, обеспечившим СССР победу во Второй мировой войне, который в то же время совершил отдельные серьёзные ошибки, которые в своё время были осуждены коммунистической партией. Этого, как считали в Кремле, было вполне достаточно для того, чтобы весь советский народ жил насущными тяготами сегодняшнего дня и не пытался лезть в непредсказуемое прошлое, дабы потом ломать себе голову над неразрешимым вопросом — кто виноват в том, что он живёт в таком дерьме? Для тех же умников, что лезть в прошлое всё же пытались, существовали мордовские и пермские концлагеря и психотюрьмы. Или — если сильно повезёт — бумажка под названием "Виза выездная обыкновенная".
В декабре 1979 года, когда, согласно его официальной биографии, Иосифу Сталину исполнилось сто лет, в Советском Союзе эта дата на государственном уровне не была отмечена вообще — никак и ничем. Если, конечно, не считать Афганскую войну, развязанную Брежневым, Андроповым и компанией четыре дня спустя. Но на этой войне советских солдатиков в штыковые атаки, насколько известно, командиры не гоняли, да и орать при этом "За родину! За Сталина!" не принуждали тоже.
* * *
Третья волна государственной десталинизации пришлась на эпоху горбачёвской Перестройки. Тогда, в период 1986–1991 годов, казалось, что от Сталина и сталинизма очень скоро не останется не то что камня на камне — пылинки, которую можно различить разве что в микроскоп. Из открывшихся архивов потоком хлынули сведения о чудовищных преступлениях времён сталинского правления, о тотальном терроре против собственного народа, о миллионах уничтоженных коммунистами людей.
Правда, обрушившаяся на многомиллионную массу советских обывателей, как снежная лавина на голову незадачливому альпинисту, потрясала, ужасала и ввергала в отчаяние. Советский народ — пользуясь избитым литературным штампом — впитывал эти сведения так же, как губка впитывает воду. За считаные месяцы слово "сталинист" превратилось едва ли не в самое страшное из нематерных ругательств. Егор Кузьмич Лигачёв воспринимался в антисоветски настроенной интеллигентской среде как оживший звероящер. Первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Бориса Гидаспова даже собственные подчинённые за глаза именовали Гестаповым. А пресловутая Нина Андреева... Впрочем, не будем отвлекаться на то, чтобы вспоминать явных клоунов и клоунесс.
Попытка Михаила Горбачёва спасти Советскую империю через модернизацию и демократизацию привела ровно к тому результату, к которому и должна была привести: империя сдохла (но в рай никто не попал). Вместе с империей в незабываемом 1991-м исчезли и все её символы, внешние атрибуты ещё недавно казавшегося несокрушимым могущества — красный флаг с золотыми серпом и молотом, государственный герб и гимн, сочинённый сталинистом Сергеем Михалковым, получившим за это от товарищей по Союзу писателей прозвище Гимнюк. Но никуда не делись ни сатанинский зиккурат с заседающей в нём мумией создателя империи Ульянова-Ленина, ни могила его верного ученика Сталина возле кремлёвской стены, ни все прочие захоронения большевистских упырей, образующие погост в самом сердце России — на Красной площади, в её столице, городе Москве.
И это было залогом того, что казавшийся навсегда ушедшим в историю тоталитарный кошмар обязательно вернётся. И очень скоро.
* * *
Постсоветское восьмилетие (1992–1999), вошедшее в историю России под названием "время надежд" (в лексиконе либеральной интеллигенции) или "лихие девяностые" (в лексиконе её оппонентов), характеризовалось тем, что со Сталиным было всё ясно. Эта историческая личность на государственном уровне прочно ассоциировалась с такими терминами, как "упырь", "тиран", "вурдалак" и "крупнейший массовый убийца в истории человеческой цивилизации". Те, кто так не считал, в те годы права голоса не имели. А если его и подавали, то только со страниц каких-нибудь маргинальных газетёнок вроде "Завтра" или "Русское сопротивление". Упоротые сталинисты вроде Проханова и Алксниса воспринимались как недобитые в 1993-м мерзавцы, которых следовало бы, конечно, повесить за ноги на фонаре, но марать руки как-то не очень хочется, потому что противно — ну и пусть живут.
Однако в конфигурации погоста на Красной площади за все эти восемь лет ни малейших изменений не произошло. И по-прежнему каждый год в марте и в декабре на сталинской могиле появлялись красные гвоздики и тюльпаны — наглядные свидетельства того, что всё ещё имеется некоторое количество людей, считающих лежащего под бетонной плитой мумифицированного тирана и Отцом Народа, и Корифеем Всех Наук.
А сам Сталин терпеливо ждал — того момента, когда, как гласит его фальсифицированное неизвестно кем завещание-апокриф, "ветер истории сметёт наваленный на моё надгробие врагами сор".
* * *
В последний день 1999 года ветер истории изменил направление и подул в сторону кремлёвского погоста.
Вследствие роковой ошибки, сознательно совершённой первым президентом России Борисом Ельциным, в этот день российская история изменила направление движения и из постсоветской стала — сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее — превращаться в неосоветскую. Одновременно с этой трансформацией началась и реабилитация Сталина — сначала едва заметная, ползучая, затем всё более и более явная, наглая и нахрапистая. Ныне, по прошествии девятнадцати лет существования в России гэбистско-воровского режима, этот процесс можно считать полностью завершённым. О чём со всей очевидностью и свидетельствуют результаты социологических опросов, подобных тому, который дал повод для написания данного эссе.
Остаётся только ответить на вопросы, сформулированные в самом его начале.
* * *
Что касается того, кто во всём этом виноват. Здесь двух мнений быть не может. Виноваты в этом, во-первых, ныне существующий в России режим, во-вторых — обитающий в ней народ. Или, если угодно, народ — во-первых, а режим — во-вторых, хотя от перемены мест слагаемых, как гласит основное правило арифметики для начальной школы, сумма не меняется. Режиму выгодно играть на самых мерзких качествах, присущих российской национальной ментальности — таких как неизбывное стремление к бесчестию и неизменная готовность к предательству, — соответственно, он на них и играет. А народу хочется, чтобы режим на этих его качествах играл, поскольку у него нет никаких иных возможностей ощущать себя тем, во что он за долгие десятилетия проводившейся коммунистами с 1917 года отрицательной селекции превратился. Превратился же российский народ в биомассу, стал стадом, быдлом и тем самым пресловутым "пиплом", который безропотно хавает то, что ему в алюминиевую щербатую миску положат, и хлебает то, что туда же потом нальют. А если кого-то из представителей этого самого народа только что от прочтения этих слов передёрнуло и он автора вслух или про себя обматерил — пусть подойдёт к ближайшему зеркалу. Авось что и увидит для себя новое и неизвестное.
Переходя ко второму вопросу. Что делать? Делать надо вот что. Надо убить Сталина. Да-да, вы не ослышались:
НАДО УБИТЬ СТАЛИНА.
Как это сделать — в смысле, технически? Очень просто.
Для того чтобы убить Сталина, необходимо сначала снести стоящий над его могилой гранитный памятник типа бюст. Затем раскопать землю. Потом извлечь закрывающую доступ к гробу с его мумией бетонную плиту. Или две плиты (говорят, что их там не одна, а две — положили на всякий случай, чтобы вурдалак ненароком не вылез). Затем извлечь из ямы гроб. Или то, что от него за долгие годы пребывания в яме осталось. Из гроба вынуть мумию — то есть то, что осталось от неё. Собрать все останки, не забыв ни единого обломка кости. Всё собранное запихнуть в камнедробильную машину. Машину включить и не выключать до тех пор, пока сталинские косточки не превратятся в ту самую гулагерную пыль, в которую он сам превратил миллионы человек. Пыль — костяную муку — тщательно собрать и отправить в топку крематория. То, что останется после этой процедуры, собрать также, герметично упаковать — так, чтобы ни единой крошки из этой упаковки нельзя было вытащить. И захоронить где-нибудь в тех местах, откуда был родом грузинский мальчик Сосо Джугашвили, волею судьбы не ставший священником православной церкви, как того хотела его мать, а превратившийся в одного из самых страшных диктаторов в истории человеческой цивилизации.
И уверяю вас: как только это будет сделано, никакие опросы общественного мнения никогда более не станут выдавать результаты, приводящие в ужас и отчаяние российскую либеральную интеллигенцию.
