1 сентября 1939 года на пражском вокзале стоял под парами готовый к отправке поезд. День был серый, моросил дождь. В поезде к окнам прилипло множество распухших от плача детских лиц. Толпа женщин и мужчины на перроне – хорошо одетых, напоминала бы похоронную процессию, если бы не затравленное выражение лиц.
Вдруг прерывистый женский голос запел еврейскую колыбельную про деревце, с ветвей которого разлетелись птицы. На платформе нестройно подхватили всем знакомые слова…
Резкий гудок заглушил на мгновение все голоса.
Поезд так и не отошел от перрона.
Раздались свистки, лай собак. На перрон вышли солдаты с рвущимися с поводков овчарками, стали разгонять толпу. Они распахивали двери вагонов и по-немецки приказывали детям выходить. Дети бросались к родителям, радостные, что не будет разлуки.
Вскоре люди ушли.
Перрон опустел.
Вагоны, откуда высадили детей, так и стояли пустые, с растворенными дверями...
Последний, Девятый поезд - Kinderstransport - с еврейскими детьми отправить в Англию не успели.
Детей было в нем 250.
С 5:20 утра уже бомбили Польшу.
Накрапывал дождь.
Началась война.
Все, кто был в тот день на этой платформе среди отъезжающих детей и провожающих взрослых, вскоре будут отправлены в гетто Терезинштадт, под Прагой. А оттуда – в Аушвиц.
Неизвестно, откуда пошел этот жуткий слух. В толпе обреченных, ждущих свой очереди перед железными дверями газовой камеры Аушвица, передавалось из уст в уста (а родители передавали детям): когда зашипит газ, надо петь.
В легкие при этом попадает больше всего отравленного газом воздуха – и смерть наступает быстрее…
Надо петь, чтобы умереть... Может быть, и эту колыбельную, недопетую тогда на платформе дождливым сентябрьским днем, пели тоже…?
Когда мы оглядываемся на свою жизнь, иногда с изумлением видим: то, что нам казалось не таким уж важным делом, оказалось, пожалуй, основной причиной нашего прихода в этот мир и существования на земле.
В богатом лондонском пригороде Вест Хемпстед жил молодой, счастливый веселый лондонец Николас Уинтон. Его отец был видным банкиром, одно время работал в Москве. Николас, родившийся в 1909 году, получил прекрасное образование в одной из лучших частных школ. Обожал фехтование, теннис и горные лыжи. Семья была выходцами из Баварии еврейского происхождения, но во время Первой мировой даже говорить в доме по-немецки отец Николаса строго запретил семье, фамилию с Wertheim нотариально заменили Winton (кто мог их осуждать, когда королевская династия сделала с началом Первой мировой то же самое!). Несправедливость, творящаяся в мире, конечно, волновала Николаса, но жизнь была слишком интересна, чтобы очень уж на это отвлекаться.
Вся семья ходила в англиканскую церковь, и в увитом плющом лондонском доме Уинтонов размеренно текла жизнь типичной английской семьи "чуть выше среднего класса" начала века: белые джемперы для крикета, ракетки, Аскот, Хенли, лодочные прогулки, по вечерам – коктейли и джаз. Пережившая жуткую войну Англия, бросившись в развлечения и спорт, пыталась скорее забыть кошмар войны, которую называли "последней войной на земле"...
А потом случился 1933 год, в Германии совершенно законным путем пришел к власти некий Адольф Гитлер. С его приходом Германия выбралась из экономического кризиса, уменьшилась безработица. Новый канцлер дал народу долгожданную стабильность и внушил им, наконец, гордость за свой народ и свою героическую историю. В общем, все начиналось хорошо. Но фюрер вдруг решил, что его планам превращения Германии в сильную и великую державу мешают евреи. Обожающие толпы, ловившие каждое слово национального лидера, который позволил им подняться с колен после унизительного Версальского мира 1918-го, не рассуждая тут же возненавидели врагов своего лидера и своего процветания!
…Когда в ноябре 1938-го уже случилась ночь еврейских погромов, Ночь Битого Стекла (так это по-английски, на других языках ее почему-то слишком поэтично называют "хрустальной"), Европа все еще не подозревала, или отчаянно не хотела подозревать, по какой наклонной плоскости покатилась к новой войне европейская история, все сильнее набирая ход.
Николас Уинтон, в тот год уже тридцатилетний, делал прекрасную карьеру в отцовском банке, и решил, как не раз бывало, покататься на лыжах и встретить новый 1939 год с друзьями в швейцарских Альпах. Один из его друзей, преподаватель Вестминстерской школы, убежденный лейборист Мартин Блейк, уехал раньше, и путь его лежал через Прагу.
Именно от него раздался в доме Уинтона ночной звонок. Мартин, волнуясь, прерывистым голосом говорил о том, что ни о каких лыжных развлечениях для него, по крайней мере, не может быть и речи. Что в Праге творится что-то ужасное: из аннексированных гитлеровцами Судет бегут тысячи людей - семьи, в основном - еврейские, потерявшие все. Мартин звал друга приехать в Прагу и посмотреть, может можно будет что-то сделать, чем-то этим людям помочь.
Новости приносят новые свидетельства того, что Гитлер не собирается останавливаться на аншлюсе Австрии и "возвращении" Судет – и ничего хорошего ждать беженцам не приходится. Конечно, и в страшном сне никто тогда не мог представить, что именно уготовано им…
Уинтон приезжает в Прагу и поселяется в отеле Шроубек, на Вацлавской площади, который и становится центром их операции по спасению беженцев. Он задействует все свои довольно обширные связи и связи своего отца, чтобы вытребовать визы и разрешения. Продирается через бюрократические заслоны, которые прочнее противотанковых ежей. Нацисты не препятствовали их действиям: у них были в это время более важные планы. Номер Уинтона в отеле осаждали родители, умолявшие спасти их детей… Британское правительство разрешает вывезти только тех детей, на прием которых британскими семьями поданы заявки, и за которые те внесли 50 фунтов залога для оплаты возвращения домой, когда все успокоится. Правительства Европы и Америки до самого 1939-го надеялись, что все это временно, все не так страшно и скоро "рассосется" и что Судетами гитлеровские амбиции будут удовлетворены...
Они работали по 24 часа в сутки - Блейк, Уинтон, потом к ним присоединилась Дорин Уорринер, которая в это время читала лекции в пражском университете. Вместе они координировали все усилия – находили в Британии семьи, пожелавшие принять детей, организовывали перевод денег, оформление виз.
Мать Уинтона, Барбара, а также знакомые - Тревор Чадвик, Джефф Фелс –помогали им, находясь в Британии. Публиковали объявления в газетах, писали правительствам, организациям.
Всю весну и все лето 1939-го они отправляли детей из Праги как могли – воздухом, морем, сушей.
Поезд Kindertransport с самым большим количеством детей - Шестой - был отправлен 1 июля 1939.
Всего от Пражского вокзала с марта по август 1939-го года отошло восемь составов.
Последний – 2 августа 1939 года, в нем эвакуировали 68 детей.
У каждого ребенка была на шее табличка с номером, по этому номеру ребенка должна была найти встречавшая его семья. Дети знали идиш, немецкий, чешский, но по-английски -ни слова. Младшему из детей было 3 с половиной года, старшему – 14. Разрешался один чемодан с вещами. В каждом лежали фотографии родителей и родных. Это единственное, что у детей впоследствии останется от родителей.
Каждый обещал на перроне сыну или дочке, что они очень-очень скоро встретятся.
Поначалу от оставшихся в Праге родителей детям в Англию шли письма, в 1942-м последние письма прекратились…
Самый большой состав, которым должно было быть отправлено 250 детей – был Девятый… Он от перрона так никогда и не отошел.
Когда жена Николаса Уинтона в 1988 году, случайно, нашла на чердаке коробку с фотографиями и документами о Kinderstransport, потрясенная, она связалась с ВВС. Он во время войны служил в военно-воздушном флоте и последующие события его жизни, которые он считал гораздо более значительными, совершенно заслонили для него довоенный эпизод со спасением детей.
И вот в 89-м его пригласили на ВВС, принять участие в передаче, которая будет посвящена детям войны. Больше он ничего не знал. Когда ведущая Эстер Рантцен обратилась в зал студии и попросила встать, если кто-нибудь в зале обязан своим спасением, своей жизнью Николасу Уинтону, вокруг него встали все...
Потрясенный старик оглядывался, не верил своим глазам и утирал слезы.
Журналисты ВВС разыскали в разных странах многих из спасенных Уинтоном детей. Они прилетели в Лондон на выпуск передачи “Это - жизнь”, посвященном Уинтону. Он спас 669 детей. Вместе с детьми и внуками, которых бы не было, их теперь больше пяти тысяч. Все они считают его своим вторым отцом.
Такая теперь у Уинтона на старости лет семья!
Когда у Уинтона спросили, счастлив ли он, он ответил: нет.
Почему? Потому что часто думает и видит сны о том последнем, Девятом Поезде, который так и не отошел от пражского перрона, и о тех детях…
Когда в 1989 году Николаса Уинтона с женой Гретой пригласили почетными гостями Яд Ва-шем, Николас решительно пресек все разговоры на тему, не включить ли его в число Праведников – неевреев, которые рисковали собой, спасая евреев во время Холокоста:
“Я категорически не могу дать на это согласие. Я никогда не рисковал ради спасения этих детей жизнью. Это не геройство. К тому же, мои родители евреи, хотя и христиане, а сам я агностик и нерелигиозен. Я не получил еврейского воспитания. Я всю жизнь я не считал себя евреем. Я и сейчас точно не знаю, как ответить на этот вопрос. Но здесь, сейчас, в Яд Ва-шем, думаю, я еврей…”
PS в 2002 году Королева Великобритании, прикоснувшись церемониальным мечом к плечу Николаса Уинтона сделала его Рыцарем Британской империи. "Rise Sir Winton!"
В прошлом году Уинтон награжден чешским Орденом Белого Льва, и на вокзале в Праге Уинтону открыт памятник.
Не знаю, присутствовал ли он сам на его открытии, но вполне мог бы.
Николас Уинтон умер в 2015 году в возрасте 106 лет.
Вот такая история.
И все думается: ну на день бы раньше, всего на день - и успели бы его отправить - Девятый поезд...!
Семьи и Уинтон зря ждали его прибытия в Лондон 1 сентября 1939, на Ливерпульском вокзале.
Не успели...
Я об этом много думаю, ищу информацию, пишу...
И когда гудят пригородные наши электрички на Лондон, кажется, что...
Впрочем, это неважно.
! Орфография и стилистика автора сохранены
