Главная беда российских дипломатов заключается в том, что они не знают настоящей истории дипломатии, так как советская и нынешняя системы подготовки внешнеполитических кадров практически не отличаются друг от друга в плане правильной оценки, почему Россия всегда терпела фиаско на Ближнем Востоке.

Блицкриг, который предпринял Путин в Сирии для того, чтобы в условиях хаоса, царящего на Ближнем Востоке заявить о претензиях России как мировой силы в регионе не учитывает именно исторического аспекта и поэтому обречен на очередную неудачу.

Если давать общую оценку политики России на Большом Ближнем Востоке, то следует признать тот очевидный факт, что итоги советского/российского присутствия в этом регионе характеризуются следующими чертами:

  • Непоследовательность
  • Нестабильность
  • Эфемерность приобретений и окончательность утрат
  • Отсутствие общего видения
  • Отсутствие основополагающего подхода и "пилотной" концепции
  • Неспособность превратить налаживание межгосударственных отношений на первоначальном этапе в прочные союзы
  • Неспособность выявить среди народов и этнических меньшинств региона потенциальных долгосрочных союзников, и наладить с ними сотрудничество
  • Неумение распространять русскую или православную культуру
  • Неспособность превратиться в притягательный в политическом смысле объект для местных государств и народов, этнолингвистических и религиозных групп
  • Полное равнодушие к подлинному развитию региона (в контексте межгосударственных отношений всегда должна существовать ситуация, при которой выигрывают обе стороны)

 

Для краткости, общую оценку можно дополнить отдельными противоречивыми действиями Москвы в регионе. Так, СССР был создателем и главным зарубежным партнером Южного Йемена. Но Южный Йемен прекратил существование и, при этом, сыграл свою печальную роль в расколе страны, которая никогда не отличалась единством. Советы построили в Египте Асуанскую плотину, но через несколько лет конъюнктурщик Садат прервал дружбу с СССР, поскольку Г. Киссинджер в 1973 г. предложил ему иллюзию "победы".

Советско-сирийские отношения десятилетиями характеризовались систематическим отсутствием "стержня", постоянными колебаниями, скачкообразностью и взаимным непониманием. В отношении Ирака Москва шла по стопам Запада и грубых варваров-экстремистов – "царьков" из стран Залива, поддерживая в 1980-х Саддама Хусейна в войне с Ираном; это, впрочем, не помогло постсоветской России "занять" Багдад раньше американцев.

После четверти века "ледяных" отношений между СССР и шахским Ираном Москва, сразу после окончания Второй мировой войны, сочла целесообразным оказать определенную поддержку эфемерной Мехабадской Республике, созданной иранскими курдами; эти шаги она рассматривала как инструмент противодействия английской гегемонии в номинально независимом Иране. Враждебность между двумя странами сохранялась на различных этапах – именно такими были отношения между СССР и шахским режимом, СССР и теократическим республиканским режимом, постсоветской авторитарной Россией и теократической республикой. Лишь в последнее время Россия и Иран стали партнерами в рамках антизападного "предприятия".

Что касается отношений с Турцией, то несмотря на бесчисленные войны и огромные потери, а также глубину религиозного конфликта между православными христианами и мусульманами-суннитами, наследие прошлого (Российской и Османской империй) не слишком влияло на отношения между новыми государствами, созданными Лениным и Ататюрком. С первым зарубежным визитом нарком иностранных дел Чичерин отправился именно в Анкару.

Похоже претензии на роль наследников Восточной Римской империи, характерные и для царей, и для султанов, утрачивали свою притягательную силу. Однако в начале пятидесятых, после тридцати лет добрососедских отношений, СССР и Турция оказались по разные стороны баррикад; эта ситуация продлилась целых четыре десятилетия, изменившись лишь после крушения советского блока и распада СССР.

Де-факто российско-турецкие отношения вступили в новую фазу после прихода к власти исламистского режима в Анкаре во главе с Эрдоганом. Одной из главных причин наблюдаемого за последние годы турецко-российского сближения на различных уровнях, включая личный, является фактическая идентичность официального курса обеих стран. По своей сущности и направленности "нео-османизм" Эрдогана сродни с политикой "вставания с колен" Путина. Ведь как Путин, так и нынешнее руководство Турции, создавая иллюзию о возможности восстановления былого имперского могущества, с успехом набирают голоса значительной, хотя и не очень продвинутой части электората.

Американское лидерство постоянно оборачивается политикой двойных стандартов по многим направлениям, Европа погрязла в бесконечных внутренних склоках, на Ближнем Востоке – из-за наследия колониальной и постколониальной эпохи вкупе с американским вмешательством – царит хаос, Иран постепенно выходит из международной изоляции, а Турция сегодня оказалась "на полпути" между Россией и консервативными суннистскими арабскими монархиями, развязавшими войну в Сирии. Именно этим "удачным" стечением обстоятельств, по расчетам кремлевских "стратегов" и околокремлевских "советников" и пытается воспользоваться Путин.

Вторжение путинской России в Сирию на наш, взгляд, вряд ли принесет дивиденды Кремлю, прежде всего, из-за сохраняющейся в российских научных и политических кругах ошибочной контекстуализации реальных возможностей для экспансии на Ближнем Востоке, неточным истолкованием исторических событий. К этому следует добавить и неспособность концептуализировать информацию культурно-политического характера.

Как известно, российский экспансионизм был связан в основном с покорением слабозаселенных земель, чьи немногочисленные коренные народы не создали ни великих государств, ни сложных культурных и политических структур. Однако покорение и аннексия слаборазвитых территорий – предприятие, полностью отличающееся от подчинения народов и земель, где сформировались великие государства и утонченные культуры.

Во втором случае колониальная модель предусматривает иные подходы, позиции, и политику. Присоединение Сибири – совсем не то, что оккупация Индии Англией, подчинение Египта, Алжира, Туниса, Марокко и Камбоджи Францией или захват Сомали и Абиссинии Италией.

России, знакомой по своей истории с совершенно иным типом экспансии, было трудно выработать новый подход в ходе своего постепенного продвижения на Кавказ и в Центральную Азию. В результате в этих регионах ее экспансия сопровождалась массовым исходом местного населения, бежавшего из Самарканда, Бухары, Хивы и других земель Центральной Азии в Иран, Османскую империю, Афганистан и колониальную Индию.

В результате русские так и не разработали тех дипломатических и культурных методов, которые французы и англичане использовали во многих своих колониях, в частности в Индии, Египте, Марокко, Ливане, Абиссинии и др. Для России экспансия всегда была синонимом аннексии территорий и тоталитарного управления; им удалось осуществить эту политику в Центральной Азии и части Закавказья, которую они отторгли у Османской империи и Ирана. Однако подобный подход не позволял России выработать эффективную линию в отношении Ближнего Востока.

Без правильного понимания контекста, – реалий культурной, языковой, религиозной и политической среды, в которую они пытались проникнуть – русские не смогли разработать и нужных методов, позволяющих обеспечить им долгосрочное присутствие в этом регионе. Их концепция носила упрощенческий характер: 'Если мы займем Ван, то сможем продвинуться до Мосула; аннексировав Мосул, мы пойдем дальше, к Халебу; если же Мосул и Халеб будут принадлежать России, мы сможем достичь Дамаска и Иерусалима. Подобная идея линейной географической экспансии совершенно не подходила для условий Ближнего Востока.

Если бы – даже в 1905 г. – Россия заключила стратегический альянс с Османской империей в ущерб интересам Греции, Болгарии и Сербии, это, возможно, со временем позволило бы десяткам, а может и сотням тысяч русских обосноваться в Иерусалиме и Палестине (Россия также могла бы получить доступ к порту Яффы для защиты османов от англичан, контролировавших Египет). Поддержка присутствия Османской империи на Балканах и усиление позиций России в Иерусалиме и Палестине могли бы изменить ход мировой истории. Однако петербургским дипломатам такая идея даже в голову не приходила!

И дело было не в отсутствии у российской дипломатии авантюристической жилки или склонности к рискованным планам; ей не хватало в первую очередь правильной контекстуализации этих планов. В конце концов Иерусалим был ближе к российско-османской границе, чем Мосул!

Сегодняшний российский научный, политический и дипломатический истэблишмент, поддерживающий действия Путина в Сирии, по сути не понимает происходящего на Ближнем Востоке, не может определить корни тех или иных тенденций и событий. В первую очередь в Москве не могут концептуализировать следующую важнейшую информацию:

  1. "Арабской нации", арабов не существует в природе. Единственные, кто может претендовать на арабское происхождение – это современные жители Саудовской Аравии, за исключением населения ее прибрежной полосы в Персидском заливе. Но даже там смешение народов весьма велико – ведь в различные исторические эпохи мусульмане из других стран оседали в Хамарайне – на территории между Меккой и Мединой.
  2. Процесс "арабизации" – уловка англо-французов, призванная обеспечить им постоянный колониальный контроль над Ближним Востоком.
  3. Иллюзорное формирование "современной арабской нации" – это план, связанный с наличием произвольных и абсолютно бессмысленных государственных границ, проведенных с единственной целью – обеспечить сохранение раздробленных, презирающих свои народы и презираемых народами, невежественных, экстремистских, безответственных и варварских элит; грандиозными социальными потрясениями, вызванными ложными спорами, а именно конфликтами между традиционными социально-религиозными лидерами и якобы "вестернизированными" социально-экономическими элитами – так называемая "арабская весна".
  4. "Современный арабский" – искусственный язык, сфабрикованный колонизаторами для смешения различных народов, "искалеченных" в культурном и национальном плане, в целях изменения всей ситуации в регионе в соответствии с колониальными замыслами.
  5. Сфабрикованный термин "современный араб" – не политический или национальный феномен; это прежде всего культурно-поведенческое понятие.
  6. Процесс арабизации, искажающий и искореняющий национальную идентичность страдающих от колонизаторских планов народов, и формирующий у них варварские поведенческие стереотипы, готовит почву для дальнейшего распространения исламизма.
  7. Исламской цивилизации больше не существует.
  8. Сфабрикованная псевдонация арабов уже не исповедует ислам как религию.
  9. Религия, практикуемая сегодня сфабрикованной "арабской" псевдонацией представляет собой форму материализма, совмещенного со структурной деонтологией, и абсурдным догматизмом, преподносимым в качестве рационализма. Как таковая она представляет собой фальсифицированный ислам – в первую очередь поведенческую систему, лишенную духовных, метафизических, нравственных, эстетических и интеллектуальных ценностей. Ее философские логические методы воспроизводят принципы арамейского рационализма. Эта система называется исламизмом, и способствует намеренному размыванию в мышлении любого индивида границ между религией, образованием, культурой и национальной идентичностью. Подобное запутывание понятий способствует превращению индивидов в слитную массу, – варварскую толпу – и управлению этой толпой через тайную иерархию шейхов.
  10. Исламизм как система дистанционно управляется через "умеренных" или, напротив, "экстремистки настроенных" шейхов, живущих в Англии и Франции. Представители этой системы повсеместно присутствуют в так называемых арабских государствах и обществах; на деле все они – экстремисты и не заслуживают доверия.

 

Поэтому без ясного понимания вышеперечисленных реалий и специфики, Путин и его сторонники неизбежно будут проецировать на Сирию и в целом на Ближний Восток концепции, актуальные для территории самой России/СССР. Подобный подход не только не эффективен, но и опасен, так как может привести к серьезному конфликту, прежде всего, с Саудовской Аравией, с предсказуемыми последствиями для стабильности Кремля и усилением англо-французского влияния в регионе, направленного на изоляцию России.

Рассматривать сирийский конфликт через призму религиозных противоречий между суннизмом и шиизмом, с формированием мифического "шиитского альянса" под эгидой Москвы – еще одна "отрыжка" советского подхода к проблемам Ближнего Востока, ведущего только к дальнейшей фрагментации и столкновению религиозно-политических сил.

На Ближнем Востоке до сих пор существуют реальные, исторически сложившиеся народы – и только с ними возможно заключение взаимовыгодных альянсов. Все эти народы подвергаются чудовищному угнетению и находятся под угрозой уничтожения в лингвистическом, религиозном, культурном, а следовательно и национальном плане.

Однако, такая постановка вопроса не входит в планы великодержавно-клептократического режима в Кремле, не соответствует уровню путинских"специалистов" и "советников". Она по всей вероятности будет стоять уже на повестке дня дипломатов и политиков постпутинского периода, заинтересованных не в авантюристических проектах, а в эффективном обеспечении интересов России на всем пространстве от Марокко до Омана и от Сирии до Сомали.

Этого можно добиться, на наш взгляд, посредством правильного формирования альянсов с различными этнорелигиозными группами, либо самостоятельно, либо совместно с другими игроками – а именно с постэрдогановской Турцией, США и Китаем.

Кямран Агаев

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter