Прошло чуть больше года после моего первого посещения Киргизии. В июне 2010 года поездка была связана с событиями на юге страны. Неделя в Оше накануне референдума далась тяжело: земля на кладбище еще не остыла, баррикады оставались на улицах, люди бродили в поисках пристанища, так как их дома были разрушены. Преступления продолжались. Мы встречали женщин, изнасилованных накануне референдума, сразу после того, как президент Узбекистана Каримов вынудил ненужных ему киргизских узбеков вернуться восвояси.
Второй раз я поехала в Киргизию на пятый международный фестиваль документального кино о правах человека "Бир Дуйно Кыргызстан". Приглашение стать гостем этого мероприятия приняла не раздумывая. В том числе потому, что меня тронула боль этой страны и этого народа. И, самое главное, я надеялась, что мне разрешат увидеться с правозащитником Азимжоном Аскаровым, отбывающим пожизненный срок по обвинению в несовершенных им преступлениях.
Поездка также оставила массу впечатлений. Ими я и хочу поделиться.
Борьба до гроба
Азимжон Аскаров в июне прошлого года был обвинен в разжигании межнациональной розни, организации массовых беспорядков и участии в убийстве милиционера в Базар-Коргонском районе. Свидетельские показания не просто не подкрепляли пункты обвинения, а, наоборот, опровергали их. Но это не помешало суду приговорить 65-летнего Аскарова к высшей мере наказания — пожизненному заключению.
Разрешение на встречу с Азимжоном Аскаровым мне выдали быстро. В субботний день мы подъехали к воротам колонии-больницы номер 47, расположенной в окрестностях Бишкека. Нас ждали представители администрации. Формальные процедуры не заняли много времени. Через несколько минут мы уже были на территории колонии. В административном здании нас пригласили войти в крохотную комнатушку. Слева от входа стоял топчан, рядом — стол и справа от него — одинокий стул. Топчан был для нас. Стул предназначался Аскарову.
На свидание его привели с прогулки. Азимжон не скрывал, что рад нашему неожиданному визиту. "Как вы сейчас себя чувствуете?" — сразу же спросила я. Ведь в колонию-больницу Аскаров был переведен из-за серьезных проблем со здоровьем: его организм перестал воспринимать пищу. "Намного лучше, — ответил Азимжон. — Здесь меня спасли. Сказали, что еще две-три недели того, чему я подвергался в других тюрьмах, и я бы умер". Правозащитник говорил спокойно, эти страшные слова уже не вызывали у него сильных эмоций.
"Чем вы занимаетесь в камере?" — поинтересовалась я у Аскарова. "Я очень много читаю. И, конечно, рисую. Поэтому мне всегда нужна в передачах бумага для рисования и газеты", — ответил он, подчеркнув, что пристально следит за политическими новостями. "Я болею за будущее моей страны, — пояснил Азимжон. — Что будет дальше, как будут жить люди?.. Все зависит от того, кто придет к власти".
Аскаров задавал много вопросов. "Почему они не понимают, что беззаконие такого уровня и масштаба не может не привести к самым страшным последствиям? Наши политики понимают свою ответственность за судьбу народа? — с болью в голосе спрашивал он. — Почему никто не обращал внимания на многочисленные сообщения о том, что уже за месяц до начала беспорядков возрастало напряжение. Мы с моими сотрудниками уже с середины мая обращались в правоохранительные органы в связи с частым появлением машин без номерных знаков, которые завозили оружие".
Потом, уже во время многочисленных судебных процессов, правоохранители стали отрицать, что человеком, который пытался предотвратить преступления, спасти людей, был именно Азимжон Аскаров. Он лично встречался с генералом Исаковым 21 мая — за три недели до резни 13 июня. Генерал уверил Азимжона, что его сообщения о надвигающихся беспорядках рассматриваются. "Только у начальника службы безопасности района появилась совесть, и он в конце концов признал, что я неоднократно просил его принять меры для предотвращения беспорядков", — добавил Азимжон.
Рядом с нами сидел охранник. Он не вмешивался в разговор, внимательно слушал. Азимжон рисовал нам карту-схему места событий в Базар-Коргане. Рассказывал о тех делах, которые он вел до этого, статьях и выступлениях по телевидению, в которых неизменно заявлял: "Милиция не должна пытать людей". Аскаров вспоминал, как сотрудники милиции, избивая его, приговаривали: "Ну что, писатель, попался? Не писал бы — не сидел..." Азимжон уверен, что такое отношение свидетельствует: пытки в милиции — не частный случай, а система. Но не все правоохранители вели себя подобным образом. Были и те, кто неожиданно посреди ужаса тюрем Ташкупыра и Ноокена приходил ему на помощь, спасая от расправы. Имена некоторых из них звучали в критических выступлениях Аскарова…
Встреча подошла к концу. Охранник вывел нас во двор. Азимжон попрощался и ушел в свою камеру. Пока мы ждали, когда лязгнет запор двери, ко мне неожиданно обратился охранник: "Вы приехали из Финляндии. Наверное, у вас там такого нет..." Я ответила на вопрос, и между нами завязался разговор. Я рассказала о том, что такое принцип гуманизации исполнения наказания, как выглядят финские тюрьмы: окна без решеток, холодная и горячая вода в камерах, микроволновки и чайники. Упомянула и о доступе заключенных к медицинской помощи. Охранник устало качал головой: "А что у нас, вы видите сами... Хоть бы отремонтировать эти корпуса".
Мы расстались. На какой-то миг мне показалось, что Азимжон прав в своей вере в людей.
Эту веру в Аскарове поддерживают его киргизские коллеги. На конференции ОБСЕ правозащитники Кыргызстана провели акцию, требуя освобождения Азимжона. Сотрудники правозащитной организации "Граждане против коррупции" регулярно навещают его в колонии, передавая столь необходимые Азимжону краски и бумагу. Они же организовали в Бишкеке выставку его тюремных рисунков.
Я тоже решила поддержать Аскарова. Прощаясь с ним, пообещала сделать все, что в моих силах. А могу я только рассказывать или пересказывать то, что мне доверяют такие, как Аскаров. "Вы сможете озвучить мое мнение, как если бы я был в зале?" — спросил меня Азимжон. Возможность сделать это мне представилась сразу после возвращения из Кыргызстана, на конференции ОБСЕ по человеческому измерению. На круглом столе "Национальные меньшинства Кыргызстана: эмиграция или интеграция", который прошел в рамках конференции, присутствовали и члены официальной делегации страны. Именно там я исполнила просьбу Азимжона Аскарова. Официальной делегации это, разумеется, не понравилось.
Ситуация с Аскаровым — лакмусовая бумажка для заявлений властей Киргизии о приверженности идеалам демократии. Пока Азимжон в колонии, расположенной рядом с Бишкеком, он в относительной безопасности. Кто даст гарантии, что после ухода Розы Отунбаевой с поста президента новый глава государства будет столь же "лояльным" к судьбе киргизского правозащитника? Пока еще действующий президент Роза Отунбаева "защищает" политзаключенного, невиновность которого абсолютно доказана. Не является ли подобная "защита" свидетельством нестабильности ситуации в стране в целом? Каких последствий освобождения Аскарова боятся власти? Может, опасаются, что толпы националистов выйдут на улицы под лозунгом "Не видать свободы узбекам", несмотря на то, что, по официальным данным, число жертв граждан Киргизии узбекской национальности составляет две трети от общего числа жертв. Или их пугает, что Аскаров не остановится в своем поиске правды и начнет задавать неудобные вопросы? А у Азимжона они есть. Например, о том, почему прокуратура расследовала только убийство милиционера Сулайманова, а не все события того страшного дня в Базар-Коргоне? Ведь 13 июня 2010 года, кроме капитана Сулайманова, в селе было убито 23 человека, более 50 получили ранения, было сожжено 205 домов, принадлежащих узбекам…
Низкий поклон
На фестивале документального кино "Бир Дуйно Кыргызстан" Аскарову была присуждена премия за мужество в отстаивании прав человека. Этой же награды удостоились еще два заключенных: казахстанский правозащитник Евгений Жовтис и Алесь Беляцкий из Беларуси. Во время церемонии открытия Роза Отунбаева проникновенно говорила о том, как велика роль правозащитников, что они и журналисты достойны низкого поклона за свою заботу о тех, кого бы иначе не услышали. Значит, президент поклонилась в том числе и отбывающему пожизненный срок Азимжону Аскарову.
В своем выступлении Отунбаева отметила, что ее страна занимает одно из первых мест в области защиты прав человека среди стран Центральной Азии.
Участие в фестивале приняли режиссеры из Сербии, Швеции, Канады, Новой Зеландии, Германии. Все они знали о деле правозащитника из далекого Базар-Коргана. Во время наших встреч мы задавали один и тот же вопрос официальным лицам страны: "Если вы знаете, что Азимжон Аскаров невиновен, почему он сидит?" Наши собеседники соглашались, что правозащитник невиновен, но ответить на вопрос не могли. Это лишь очередное свидетельство того, что политическая элита Кыргызстана далеко не однородна. Есть те, кто искренне хочет для своей страны демократии и уверенности в будущем, и те, кто на самом деле пытается скрыть правду о причинах событий прошлого года на юге страны, потому что они — часть этой правды.
Однако тот факт, что фестиваль уже становится традиционным для Кыргызстана, — свидетельство увеличивающегося влияния гражданского общества. Руководитель "Граждан против коррупции" Толекан Исмаилова уверена: "Фильмы отстаивают человеческое достоинство, верховенство закона, толерантность и взаимопонимание между культурами. И это важно для страны после трагедий 2010 года".
Во время фестиваля мы встретились с народным поэтом республики, доктором филологических наук, профессором Кыргызско-российского славянского университета Вячеславом Шаповаловым. На вопрос о значении фестиваля для страны он ответил: "Сейчас все, что приходит в Кыргызстан извне, очень важно для развития страны. Существуют две опасные для развития культуры тенденции. Первая, навязываемая аксакалами, пришедшими с Севера, — самолокализация. Позиция, основанная на постулате "нам не нужно ничего чужого", может привести к омертвлению культуры. Вторая — пока еще подпольная исламизация Кыргызстана. Чем больше международных событий такого масштаба будет проходить в стране, тем выше шансы ее позитивного развития".
С фестиваля на митинг
На фестивале я познакомилась с хрупкой девушкой Нишаной Жееналиевой, которая еще студенткой вместе с друзьями сняла документальную короткометражку "Порочная мечта" и сейчас представляла ее к показу. Пока Нишана рассказывала, что идея фильма появилась после разговора с плачущей соседкой, муж которой проводил все дни у игровых автоматов и в случае проигрыша вымещал злость на ней, сидевший рядом со мной в зале мужчина шепнул: "Знаете, по дороге в кинотеатр я увидел, что около парламента проходит крупная демонстрация против запрета казино..."
Мы отправились туда. Оказалось, что в это время в парламенте Киргизии обсуждался законопроект о полном запрете казино в стране. Бишкек, конечно, не Лас-Вегас, но казино там довольно много.
На подходах к парламенту Киргизии стояли небольшие милицейские патрули. Шум митинга был слышен издалека: "Выходи! Выходи!" Митингующие требовали на разговор депутатов, инициировавших данный закон.
Я ходила между протестующими, делала снимки, смотрела на лица и не могла не думать о том, что лица этих ребят абсолютно такие же, как лица их ровесников, которые в это время смотрели фильм об ужасах игромании. Участники митинга игроманами не были. С лозунгами: "Бюджет без нас потеряет полмиллиона сом в год", "Роза Исаковна, мы платим налоги и кормим детей. Нас пятнадцать тысяч. Кто будет кормить наши семьи?", — вышли сотрудники казино.
Среди митингующих были и студенты, которые работают для оплаты своего образования, и кормильцы больших семей. Я нашла владельца одного из казино, председателя ассоциации игорного бизнеса Мирлана Кашмамбекова, который больше похож на аспиранта университета, чем на бизнесмена. Я задала ему несколько вопросов, на которые он дал развернутые ответы, отказавшись говорить только о том, как пришел в эту сферу.
Я спросила Мирлана, знает ли он, что сейчас идет фестиваль документального кино и один из киргизских фильмов рассказывает о страданиях семей игроманов. "Да, знаю, — ответил он. — И хорошо, что такие фильмы есть. Однако запрет казино не является панацеей от этой болезни. Так было всегда. Нужны другие методы. Запрет приведет к криминализации бизнеса. А я лично в криминале участвовать не хочу". Мирлан обратил внимание на то, что законопроект вынесен на обсуждение депутатов в отсутствие социологического исследования ситуации и рассматривается сразу в третьем чтении. По его словам, предпринимались попытки вынести на обсуждение парламентских фракций альтернативные предложения, направленные на ужесточение контроля над игорным бизнесом, увеличение налогов (сейчас казино отчисляют порядка двухсот евро в бюджет с каждого стола), введение возрастного ценза и увеличение денежного порога на вход в казино, но безрезультатно.
Так и получается, смотришь кино — испытываешь злость, тем более что проблема более чем знакома. У одной из моих знакомых муж наложил на себя руки, не будучи способным отыграться. Говоришь с людьми, вышедшими на митинг, — чувствуешь, что их беда не может не тронуть...
История закончилась тем, что парламент одобрил в трех чтениях закон "О запрете игорной деятельности". Такое решение депутаты приняли практически единогласно. Закон вступит в силу 1 января 2012 года.
Вот я и думаю... Уйдет киргизский держатель рулетки с внешностью интеллектуала в другую сферу бизнеса или начнет "реструктуризацию" под подпольные условия существования? Смогут ли его сотрудники найти новую работу к новогодним праздникам?
P. S. Митинг у здания парламента в Бишкеке, в котором принимало участие более тысячи человек, и полуторатысячный митинг у администрации Оша были проведены без каких-либо препятствий со стороны властей. Разрешение не нужно. Порядок проведения уведомительный.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
