Захар Прилепин, уже набивший руку в составлении литературных компиляций, собрал своих "ровесников" по перу — писателей, дебютировавших и получивших кто большую, кто меньшую известность в нулевые годы. Обложка оформлена изображением уходящей купюры, бумажной десятки, которой в скором будущем в обороте не останется совсем.
Открывает книгу повесть Сергея Самсонова "Одиннадцать". Традиции военной и патриотической прозы живы, и еще как. Тут тебе и пафосный эпический размах, и взгляд с позиции маленького человека войны (в начале), и ужасы лагерного расчеловечивания. И кроваво-гранитный эпос "Вставай, страна огромная", и заряд немудреной ксенофобии а-ля Илья Убей немца Эренбург, и кошмары "Архипелага ГУЛАГ".
Своеобразный, "сказительный" стиль, в котором автор описывает и военные, и футбольные сражения, наверняка придется по вкусу кому-то (но не нам), а найти аналоги ему и источники, откуда он мог быть почерпнут, лучше получится у тех, кто знаком с наследием советской вообще и советской военной в частности прозы больше нашего.
Сюжет так и просится на экран. При соответствующей переработке из "Одиннадцати" получится превосходный, захватывающий сценарий любому Голливуду на зависть. Вон Спилберг только что "замиксовал" "Ковбоев и пришельцев" в одном кино-флаконе, синтез самурайского боевика и вестерна известен уже лет 40. Постмодерн — все смешивают со всем. А слабо сварганить синтез военной и спортивной драм? Самсонову не слабо.
Тем более что соответствие соц(гос?)заказу налицо.
"Креативщики" культа Победы, по идее, должны вцепиться в это произведение руками и ногами — вот он, молодой патриотизм, настоящий, неказенный, не чета каким-нибудь "Мы из будущего".
В общем, киношники, не проморгайте.
Патриотизм у Самсонова очень "хтонический", "почвенный", без затей. Нутряное "враги сожгли родную хату", "с мечом к нам пришли". Вопросы есть? Вопросов нет. Натур продукт.
В рассказе Ильдара Абузярова речь тоже идет о вещах, в общем-то, простых и естественных: похмелье, рвота, влюбленность, поедание сладкого меда и наконец признание возлюбленной в том, как приятно ей было сидеть на уже нагретом кем-то унитазе. Именно это не самое аппетитное откровение почему-то окончательно и уже намертво "влюбляет" протагониста в случайно встреченную перепившую красавицу. Все это оформлено и инкрустировано витиеватой суфийской поэтикой и, так сказать, исламским любовным лиризмом. Но как это часто бывает с "тонкими делами Востока", внешне изощренная форма служит фасадом для довольно немудреного содержания.
Прилепин передает еще один привет из мира "Греха", мира деревенского житья-бытья, подростковой гиперсексуальности и пацанских разборок. И тут без вопросов. Натуральнее и естественнее некуда.
Жестоковыйный жилистый человек Рубанов пишет о юности, пришедшейся на начало страшных 1990-х. И о тюрьме-матушке. Все жестко, реально, конкретно.
Садулаев — о войне. Вопросы?.. Нет.
Елизаров — об армейском госпитале. Садистская эстетизация дедовщины. Это не шутка. Почитайте, убедитесь.
Незадачливый узник молдавской "гэбни" Багиров прочел бы все это с удовольствием, можно не сомневаться.
Они одной крови, четкие пацаны, которые выжили в девяностые и пожили в нулевые, когда самым ходовым эпитетом эпохи стало слово "жесткий", столь же повсеместное, что и линялая десятка.
Выбиваются из этого ряда еще не заматеревший как следует Шаргунов, Гуцко с его этюдом на тему кризиса среднего возраста, схлопывающегося "окна возможностей" и растрачиваемой впустую жизни (но и тут агрессия: протагонист-неудачник срывает зло на своем ребенке) и трагикомический рассказ Романа Сенчина.
Запредельный уровень агрессивности текстов сборника, упрямой и угрюмой "пацанячьей" "бычки" отражен и в фотопортретах авторов, собранных на обороте обложки. И сделано это, вне всяких сомнений, целенаправленно, потому что, как свидетельствуют поисковые системы Интернета, у каждого из них есть и более мягкие, "дружелюбные" снимки.
Но отобраны для "Десятки" именно их "морды лица" самого криминального типа. С такими минами, надо думать, приезжают на разборки. Не улыбается ни один. Они отчетливо напоминают недавнюю бессмысленно-агрессивную рекламную кампанию одного миллиардера, чья политическая карьера закончилась так же неожиданно, молниеносно и непонятно, как и началась. Как там было на этих щитах? "Правда в силе, братуха. Кто сильнее, тот и прав". Во-во, именно.
В самом деле, ну какие тут могут быть вопросы?
Редакция благодарна магазину "Фаланстер", предоставившему книгу "Десятка"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
