"Буду ждать тепла" (Огонек.Ru)

Мы публикуем письма Светланы Бахминой, отправленные ею в последние годы. Их адресат — Ольга Калашникова, школьная подруга Светланы. Учитывая правоохранительную практику последних недель, подчеркнем: все письма в должное время прошли положенную законом проверку на выходе из СИЗО и колонии.

[Москва, СИЗО, вскоре после вынесения приговора]

18/06/06

Оля, привет!

Огромное спасибо за письмо. Правда, с ответом долго собиралась, извини. Тюремные письма—это, видимо, особый жанр, надо его принять. Писать про бытовуху не очень интересно, а нормально—сразу вспоминаешь, что это напоказ. Ну так вот, живу я нормально (хорошо, просто замечательно—как в мультике). Такой длительный отпуск, что можно было бы только мечтать. Все бытовые «страшилки» сильно преувеличены, по крайней мере, пока. Все бы ничего, если бы не дети, но об этом я лучше не буду. Период осмысления и поисков ответов на вопросы «за что и почему?» уже почти прошел. Я слишком внимательно учила историю нашей страны (большое спасибо любимому историку), так что удивляюсь разве только тому, что я лично оказалась в этом паноптикуме. Ну, в конце концов, почему и не я? (Хотя я вроде бы не записывалась в кружок почитателей Зои Космодемьянской.)

Очень рада за Веру, надеюсь, у нее все хорошо. А у Кати—мне писали—две девочки! И у М., получается, второй ребенок? Здорово! Видела по TV уже в тюрьме С.—она там типа дизайнер теперь. Очень удивилась и порадовалась за нее.

Связи с внешним миром у меня теперь минимальные, только письма. Удивительно, пишут чаще всего посторонние и неравнодушные. Вообще, думаю, это тяжело—писать в тюрьму. Я теперь уже столько сижу, что немного «привыкла» к этой ситуации. Могу почти спокойно обо всем говорить (кроме детей). Никогда не думала, что в такой ситуации окажусь, и тем более не думала, что так буду себя вести. Все-таки я «слабое звено» с учетом малышей, но ничего не могла с собой сделать. Не могла наступить на горло собственной песне. Хотя каждый раз спрашивала себя: права ли я? Ведь самое главное—дети. Но как тогда потом смотреть в зеркало или в глаза кому-то?.. Ну вот эти глупости меня и занимают до сих пор.

Так что, когда мне говорят «держись!», я даже немного удивляюсь. Во-первых, решение про «держись» уже очень давно принялось как-то само собой. Во-вторых, а что делать? Умирать? Не дождутся. Ну, вообще сейчас такой период, что еще веришь, еще ждешь и надеешься—нет, конечно, не на закон, не на справедливость; может, на здравый смысл или на «насыщение». Не знаю, что будет дальше (если этот кошмар не прекратится), какие буду искать аргументы для самогипноза, но пока так. В принципе понимаю, что все не смертельно, все когда-нибудь кончится. Но ужасно обидно и противно тратить время так бездарно. Не знаю, кого винить и на кого обижаться, об этом потом. Наверное, есть какой-то великий смысл, высшая цель всего этого, но я по скудоумию не могу ее понять. Смотрю TV и читаю газеты—не могу сказать, что игра идет без правил: это какие-то пасьянсы, смысл которых каждая гадалка трактует по-своему. И я, конечно, опять попала в «смутное время»? Никто ничего не понимает, только все боятся за свои места; это я поняла по «своей» судье. Не знаю, сможет ли кто-то осмелиться на жалость.

Все время с теплотой вспоминаю всех учителей. Даже если кто-то казался «с тараканами», но общая атмосфера все сглаживала. Чудное время! С ужасом думаю, что они все стареют, некоторые даже сильно—и тут вспоминаю, что сама-то, мягко говоря, не девочка. Но я как-то внутри никак не перейду 27-летний рубеж (ну ладно—30!). В общем, большое им всем спасибо, они научили меня думать, искать ответы на вопросы, которые лучше и не задавать. Вот закономерный итог! (Шучу.) Уж не знаю, какую «славу» составлю родной школе, но, может быть, потом опять (К. учил, что история—это спираль) в моде будут диссиденты, это будет даже exotic.

Я еще раз повторюсь, что сильно-сильно рада была получить письмо. Правда приятно. И неужели я такая хорошая? (Зазналась, грешна, простите великодушно.) С большим удовольствием всех бы повидала. С меня «поляна» (если зубы к тому времени не повыпадают—ну, современная медицина поможет). Всем девчонкам приветы. Извини за сумбур, спиши на некоторую невменяемость (временную). Всех обнимаю и целую. Всех и все помню. Пока, вечно ваша

^{Светлана}

07/08/06

Оля, привет!

Большое спасибо за письмо. Почерк у меня еще хуже. Никак не приду в себя после написания кассационной жалобы. Три дня руки, ноги не могла поднять. Давно не писала по 50 листов, да и столы тут, как ты понимаешь, очень удобные. Получила письмо от Е Д. (одна из школьных преподавателей Светланы Бахминой.—«О»)—очень удивилась и, конечно, приятно. Она все такая же жизнеутверждающая, удивительно, что помнит, [при том что] сколько через нее прошло людей. Я взялась сочинять ей письмо, но прямо тяжко идет—как будто госэкзамен по литературе. Боюсь не оправдать ее надежд.

Думаю, когда ты получишь это письмо, моя «кассатка» уже должна будет состояться. Во всем остальном у меня все по-старому. Сидим, пьем чай, ждем… новостей. Слава богу, пережили жару, наслаждаемся прохладой. Вы не парьтесь, у меня тут всего хватает. Читаю (правда, ничего серьезного в голову не лезет), вяжу (лет 7 не вязала) и иногда перелистываю английские книжки (может, когда-нибудь выучу—позор на мою седую голову). В общем, как могу развлекаюсь (только выпить с вами не могу пока). TV и газеты мало помогают в познании окружающей действительности, собеседники тоже. Так что ухожу в нереал, в смысле в себя, отоспалась на всю жизнь (ну надоело уже дальше спать). Вздыхаю по поводу красивых штучек в журналах; феминизм—это вновь приобретенное в тюрьме свойство, раньше за мной не водилось. В общем, жизнь у меня насыщенна, главное, не захлебнуться. По TV или «Калина красная» (отличный выбор на фоне всего остального, опять-таки злободневно: может ли человека тюрьма воспитать), или «мыльнючие» сериалы (не представляла, что их такое количество), либо Леонтьев с Павловским. А еще многочисленные саги о людоедах, педофилах и пр. А ты говоришь «демография»… Надеюсь увидеться в недалеком будущем. Не знаю, как ты можешь сейчас трудиться на своей стезе—дверь явно прикрылась, халявы типа свободы слова нет. Я тоже подалась в юристы, имея веру в справедливость и правосудие. Для этого пришлось предать любимую историю. Хотя не жаль: историки теперь тоже особо не нужны. Слава богу, не пошла в прокуратуру (хотя приглашали), что-то у меня синтуичило. Остаюсь клиническим оптимистом, пока не заразившись бешенством, ваша

^{Светлана (Петровна)}

[ЛПУ-21 УФСИН России по Республике Мордовия]

05/02/07

[…] Немного расскажу о своем новом месте жительства. Вроде бы это не так далеко от Москвы—600 км, но, как сказал муж, за Рязанью дороги кончились. Конечно, разница в уровне жизни ощущается. Я вроде бы бывала в разных и очень далеких уголках нашей необъятной родины, но здесь особое захолустье. Хотя, может быть, дает о себе знать негативный психологический аспект, ведь я приехала не в гости. Климат влажный, небо обычно низкое со свинцовыми облаками (по крайней мере в это время года). Правда, когда иногда выглядывает солнце, небо сразу становится интересным—днем и на закате переливается разными красками, а ночью видны многочисленные звезды (почти как в Подмосковье). Зато можно видеть это небо без решеток, в СИЗО такой возможности не было. Правда, это, пожалуй, одно из немногих преимуществ (+ к свиданиям с родными). Несмотря на то что в СИЗО сидишь за закрытыми дверями 24 часа, это санаторий. А здесь, пожалуй, по-настоящему понимаешь, что отбываешь наказание. Работаю швеей-мотористкой (наша учительница труда может мной гордиться, т к. я вроде даже не отстающая, хотя остальные шьют годами, а я пару месяцев). Тяжело считать это достойным для человека с двумя высшими образованиями, но, с другой стороны, хорошо, что я могу это делать не хуже других. Потом, работа занимает существенное время суток (с 7 до 16), день проходит быстрее. Свободного времени как-то особо не остается (не так, как в СИЗО, весь день делаешь, что хочешь), так что даже читать особо много не получается. Даже письмо написать надо найти время, но, может быть, просто не всегда есть настроение.

Все это похоже на пионерский лагерь, только со строгими условиями. У нас отряд около 90 человек, поэтому все время в коллективе, уединение практически нереально. Правда, слава богу, непосредственно рядом живут люди, с которыми хотя бы можно перекинуться парой слов, потому что в общем и целом контингент такой, о существовании которого я не знала. В последнее время стали модными фильмы на криминальные темы, в т ч. про зоны. Что-то, конечно, похоже, но в основном довольно далеко, наверное, невозможно точно показать, не побывав (не дай Бог никому).

Правда, надо отдать должное, перемены происходят—не так быстро и не все сразу, но что-то меняется. Может быть, от того, что общий прогресс доходит до этих мест, а может быть, проверяющих и правозащитников стало больше. Для меня все это внешне не так страшно. Главное—психологическое ощущение, что ты неизвестно почему здесь, оторвана от дома, не можешь воспитывать детей, а главное—ничего не можешь изменить. Несмотря на всю твою разумность, образованность и жизненный опыт.

Как ни парадоксально, кому-то здесь лучше, чем на воле: есть кров и хлеб хотя бы. Многие, если не большинство, к сожалению, никогда не вырвутся из порочного круга: нет жилья, работы—и ты опять здесь. Поэтому большой рецидив, из-за этого дискредитируется институт условного осуждения (почти все здешние наркоманы сначала имели условный срок). То же самое и по 82 ст. («Отсрочка отбывания наказания беременным и женщинам, имеющим малолетних детей».—«О»), и по УДО. Кстати, УДО вещь совсем не автоматическая, а очень и очень трудная, особенно в последнее время. Требования ужесточились, суд руководствуется исключительно социалистическим правосознанием. В общем, помимо этнографических наблюдений относительно обычаев, традиций и прочей атрибутики здешней жизни много материала по криминологии и другим смежным специальностям. Если это, конечно, когда-нибудь пригодится.

Но в общем и целом все ничего, условия у меня максимально для этого места хорошие. Работа пока не убивает, стараюсь не болеть и не хандрить по возможности. Приступы депрессии, особенно часто возникающие после свиданий с родными, пытаюсь душить в зародыше.

Одна из радостей—получение писем, известий, новостей. Я ведь тут ничего не знаю, TV смотрю в лучшем случае 5 минут в день и в выходной (один—воскресенье). Так что по возможности пишите, даже всякую чепуху, мне все важно. Мне ничего не нужно, всего хватает, слава богу. Если не затруднит, можешь сделать вот что. У нас тут проводятся мероприятия: доклад на интересную тему, викторины и т п. Я, например, делала доклады по истории Нового года, сейчас по 23 февраля и т п. Необязательно к датам, просто о чем может быть интересно женщинам—может, надергаешь по 3-4-5 стр. по теме? И если будет интересная книга—только одну-две, не больше: я не успеваю читать.

Пока время потеряло для меня реальные очертания. С одной стороны, пошло чуть быстрее здесь [чем в СИЗО]. С другой стороны, все очень расплывчато: я пока не понимаю, что должна—а главное, могу—провести здесь еще 4 г. 4 мес. Очень хотелось бы сократить этот срок, но, будучи реалистом, очень тяжело ходить в розовых очках.

За это время уже увидела, как изменяются люди, попав сюда. Многие «подсаживаются» на эту тюремную романтику, воспринимают все обычаи, лексикон. С годами многих забывают сначала знакомые, потом родные—конечно, это не правило, но довольно часто. Это, наверное, самое страшное—особенно при больших сроках, ведь наказание уже свершилось и осознано. Пока не ощущаю видимых и значительных перемен в себе, хотя они, безусловно, есть—я научилась что-то делать быстро, не обращая внимания на какие-то бытовые проблемы. Слава богу, не ощущаю свой возраст—ни внешне, ни внутренне. Здешние ровесницы обычно выглядят как пенсионерки. Я где-то застыла около 30, дальше не ощущаю. Хорошо, если к 40 окажусь дома (может быть!). Сложно представить, что школу закончили уже 20 лет назад. Обидно, что не попаду на этот юбилей в этом году, но заранее всем передаю привет. Надеюсь, на следующий юбилей уже попаду. Мое попадание в эту школу не было случайностью—это многое предопределило в моей судьбе, может быть, даже эту тюрьму. Но я в любом случае благодарна судьбе, т к. хорошего было много, и это того стоит. Мне бывает грустно, но не бывает скучно—слишком много хороших воспоминаний, чтобы не скучать. Хорошо, что для воспоминаний не нужна компания. И я понимаю, что я счастливее многих, лишенных всего этого.

Какие у вас там новости в Москве? Мне кажется, когда я вырвусь—ничего не узнаю, везде все будет электронно-электрическое. Иногда показывают по телевизору новые развязки, дороги и мосты, за два года все сильно изменилось. Конечно, это не так уж важно.

Теперь уже буду ждать тепла—я так уже привыкла, ставлю маленькие рубежи и дожидаюсь их, вроде так легче. Правда, летом тут, говорят, комары и мошкара, но неприятности будем переживать по мере их поступления. В любом случае каждый день говорим себе: «Спокойной ночи, ваш срок на день короче». Через два дня будет 1/3 срока. Много это или мало—как посмотреть. Здесь я увидела людей с 15-летним и более сроком. Так что все в мире действительно относительно.

До сих пор не могу понять, как все эти судьи и прокуроры могли так поступать, очевидно понимая, что я особо ни при чем? Сначала хотелось посмотреть им всем в глаза и спросить: «За что?» А теперь уже это все неактуально. Бог им судья.

Моя здешняя жизнь—как в кино: виртуальная, что ли. Потом все будет казаться далеким, а может быть, даже смешным. Надо просто дождаться конца сеанса. Дети меня всегда спрашивают: «Когда ты приедешь?» Это самый сложный вопрос для меня на сегодняшний день. Надеюсь, что скоро смогу дать какой-то определенный ответ и главное—сказать, что это быстро случится.

Ладно, все обязательно будет хорошо. Рано или поздно, так или иначе.[...]

21/02/07

[…] За это время у меня особенных изменений нет. Не помню, писала ли я, что была в санчасти (вывихнула ногу), теперь опять в трудовом строю. К нам тоже дошла весна—правда, ненадолго: несколько дней капало, потом опять заморозило, сегодня пурга. Но все равно зима уже, слава богу, подходит к концу.

Приезжали ко мне адвокаты. Ну ничего особенно нового не сказали. Может быть, до конца года все наконец устаканится и станет чуть более понятно, до какой степени карающий меч будет карать; но не факт. Насколько я понимаю ситуацию, мы сейчас себе на уме и никого не слушаем и не боимся. В другое время это, может быть, было бы хорошо и сильно патриотично. У нас тут, понятное дело, политикой интересуются только в том смысле, что к выборам будет амнистия (ха-ха). Правда, исходя из двух последних амнистий свободу дадут только ветеранам Куликовской битвы, если при этом у них есть несовершеннолетние дети. В очередной раз пишу, что мне особенно ничего не нужно. Еды предостаточно, читаю что есть—журналы, газеты привозят. Если что-то будет нужно, что я не смогу объяснить мужчинам (мужу, адвокатам)—из женской чепухи, то напишу. С чепухой всегда сложно.

Вчера поговорила с детьми. Поняла, что ничего не могу для них сделать, в лучшем случае—услышать их голос и напомнить о себе. Это все, что можно за 5 минут. Самый интересный возраст проходит мимо меня. Все кажется, что что-то не так. Особенно ужасает проблема наркотиков—здесь я увидела, какой масштаб и какие последствия. Теперь понимаешь, что у нас действительно было счастливое детство и юность, ведь в таких объемах этого не было.

[…] В общем, пока ничего особенно радостного. Радуют только семья, родные и друзья—это дает мне силы досидеть, сколько суждено. Все-таки не 37[-й год], бывает гораздо хуже. Уговариваю себя, что потом все наверстаю, надо будет жить в 2 раза насыщенней, вы все мне в этом поможете, я надеюсь. Встрясло меня реально, не забудешь никогда. Главное—не разболтаться и не сдвинуться.

Что-нибудь будете мутить к 20-летию окончания школы? Я с вами виртуально, и мой виртуальный бокал не забудьте выпить (знаете, за что). Думаю, что не слишком опозорила родное учебное заведение—пожалуй, придала экстравагантности. Не у всех комсорги в тюрьмах сидят. […] Все подробно опиши. На компьютере удобно и быстро. Завидую. Прости за почерк, разучилась. [...]

04/04/07

[...] Я в связи с учебой своего старшего пока расстраиваюсь: в четверть получил две тройки. Наверное, некому его подтянуть, а сам он не до конца понимает. Вообще тяжело найти учителя, который найдет подход. Очень бы хотелось, чтобы он учился в такой школе, как наша; пока это объективно не получается. Да, кстати, нет ли у тебя на примете хорошего специалиста для нач. школы, который мог бы заниматься дополнительно? Еще нужен психолог, по понятным причинам. Это для меня реальная головная и сердечная боль.

У меня тут все по-прежнему. В марте было свидание с мужем. Так и живу—от свидания до свидания. В этот раз приезжала еще и мама. Я с ней не виделась (не считая мельком в суде) более двух лет. Жалко ее было таскать по такой дороге, но хорошо, что удалось повидаться. Детей пока не везут—может быть, летом.

Да, забыла. Сильно удивилась, что Л Ф. преподает английский. По-видимому, он хороший учитель для продвинутых. Здорово. Мой старший занимается с девушкой, но она ему часто помогает делать домашние задания и идет у него на поводу. Поэтому толк не такой, как хотелось бы. Но думаю, что учитель здесь не все может сделать. […]

Общий язык здесь можно найти практически с любым. Правда, для этого нужно применять разные средства. Если не забывать, кто ты, не поддаваться влиянию большинства (это реально, но только если тебя кто-то поддерживает), то жить и выжить можно. Наверное, это можно описать в книге, если потом захочется. Хотя писать о привычках и приколах не так важно для меня. А «душевные волнения» мало кого интересуют.

Будем надеяться на лучшее, ведь ситуация все-таки (вопреки всему) меняется к лучшему. Не знаю, что по этому поводу говорят в обществе. У нас тут был десант прессы—наверное, что-то где-то написали. Сейчас это модно. Поскольку пока все более-менее утряслось, чувствую себя в относительном душевном равновесии, которое надеюсь сохранить подольше. [...]

01/07/07

[...] Я, бессовестная, давно получила и твою посылку, и письмо, но никак не было писабельного настроения. Сначала нервничала, ждала свидания, которое у меня прошло 18 июня. А потом, как обычно, была «послесвиданская» депрессия.

Спасибо за посылку, все очень по делу и правильно, и вкусно. Кремов теперь навалом, журналы читаются, «раптор» убивает. От комаров я на ближайшую пятилетку защитилась (хотя хотелось бы не задерживаться здесь так долго). Тут мне какой-то незнакомый дяденька, имеющий отношение к Сахаровскому музею, прислал две книги—Сахарова и Боннер. Открыла и загрустила: все о том же. Помню, как муж прислал мне в тюрьму первую книгу—Солженицын, «Один день…»; совсем другое ощущение, чем от прочтения на воле. Там волосы вставали дыбом от смирения, с которым люди воспринимали 10—20-летние срока за… (А, собственно, за что?) Но что им оставалось делать? Так что жить стало лучше, жить стало веселее—уже не 10—20 и не на морозе лес валить.

У нас тут очередное массовое заблуждение по поводу ожидания амнистии или что-то в этом роде. Несколько смешно, но устаешь всех переубеждать, что ничего серьезного в этом роде не может быть (уже). С УДО тоже все непросто—уходят очень мало и кому осталось не больше года. Наверное, сейчас такая судебная практика. Исходя из того, что я читаю, можно ждать только усиления.

Тут случайно видела репортаж во время эстонской истерии, как какой-то дедушка перевозил прах своего дедушки чуть ли не на президентском самолете, спасая прах от врагов империи. В общем—«остров Крым». При этом мы вроде как в капитализме. Опять на нашем историческом дереве свежий росток превратился в сухую корягу. Может, скоро (или почти скоро) засохнет окончательно—и ее снесет или сама отвалится. Ровно у нас не бывает. Понравилось твое изречение про то, что нас окружают со всех сторон, а урожаи растут. Я тут потихоньку обсуждаю эту тематику со своими постоянными «поклонницами»—женщины, которые мне пишут еще с тюрьмы (СИЗО.—«О»).

Ты сможешь поговорить с кем-то из учителей? Мне надо узнать, как у меня Федя к школе готовится—не лабуда ли то заведение, куда он ходит, и посмотреть Гришу—есть ли шансы пойти в хорошую школу (наверное, после 4-го класса). На самом деле это единственное, что волнует,—чтобы детей не отпустить и не упустить. Насмотрелась тут на ВИЧ и наркоманов.

Я уже писала, что тут интересное небо. Закаты-рассветы как у Тёрнера. Пожалуй, единственное приятное зрелище. Можно рассматривать фигуры из облаков. […]

24/10/07

[...] Новостей практически нет. Каждый день—день сурка (кто бы этого сурка грохнул?). Приближается торжественный юбилей моего здешнего отдыха, а там не за горами и трехлетний рубеж (СИЗО плюс колония.—«О») будет взят. Кстати, исходя из текущей реальности и анализируя доступные статистические сведения по УДО, у меня слишком большой срок остается, поэтому пока говорить о нем можно скорее теоретически. Ну, конечно, чудеса (рукотворные) не исключаются и даже приветствуются. Пока ждем-с.

TV не смотрю вообще, не складывается—правда, особо и не жалею. Думаю, там сейчас одни выборы, ткачихи и урожаи (которые повышаются в знак особой благодарности правительству). Потихоньку почитываю прессу не первой свежести (но если отвлечься, то это неважно). Последнее, что заинтересовало,—новый учебник (или, как его называют, «книга для учителей») по истории России, включая последний период. Думаю, что наш учитель истории плачет. Не знаю, будет ли учебник обязательным, надеюсь, что нет. […]

Да, вспомнила. Про кино. У нас есть иногда возможность смотреть фильмы. Мне привезли на ДВД старые михалковские. Любимый—«Свой среди чужих…». Какая там музыка! Вспомнила сразу, как мы читали что-то про космос во Дворце пионеров под эту музыку. Здорово, что есть, что вспомнить, тем и живу.

Тут недавно отметили 38-й день рождения—слава богу, была на свидании в это время. Правда, не чувствую себя в этом возрасте—наверное, время остановилось (для меня) три года назад. […] Насчет тем для «рефератов»—про женщин, про историю: книги твои очень удачны—то, что надо! Пока, жду писем. Светлана.

* * *

В день выхода этого номера «Огонька» Светлане Бахминой исполнится 39.

Оригинал статьи опубликован на сайте www.ogoniok.ru