Беснование депутатской гопоты во главе со спикером питерского Законодательного собрания Вячеславом Макаровым по поводу акции против захвата Исаакиевского собора РПЦ МП наводит на невеселые размышления. По поводу панк-молебна Pussy Riot в московском бизнес-центре РПЦ визга было меньше, и он был не такой истеричный. При этом по своей стилистике акция Pussy Riot была реально вызывающей, провоцирующей, эпатажной. В значительной степени "сексуально-эпатажной". Традиционалистское, архаическое сознание действительно может быть таким шокировано.
В отличие от панк-молебна акция в Исаакии была подчеркнуто невинна, строга, скромна и корректна. Никаких вызывающих авангардно-перфоменсных эффектов. Просто активисты выстроились в ряд и молча подняли листки бумаги с буквами, образовавшими слова "Музей – городу". Такая акция в принципе никому не могла помешать. Казалось бы, задеть она может только психически ненормального человека. И вдруг в ответ раздался целый хор депутатских воплей: "Перед всем миром растоптали нашу веру! Омерзительно! Ужас-ужас-ужас!"
Разница между "вызовом и ответом" тогда и сейчас наглядно показывает, насколько далеко вперед продвинулась с тех пор политическая реакция, как будто сошедшая со страниц советских учебников истории. Насколько далеко зашла клерикализация государства. Религиозные мракобесы значительно расширили границы своих социальных притязаний. Расширили круг проявлений человеческой активности, которые они объявляют оскорблением своих чувств и попранием своей веры. Фактически они стремятся объявить таковым любое обращенное к ним выражение несогласия с ними.
За этим логически следуют попытки превратить чисто религиозные или внутрицерковные запреты в запреты юридические, государственные, распространить их на "территорию" светского общества. И вот теперь уголовное дело по поводу "неподобающего" изображения в кино образа полковника Романова, открыть которое требуют на том основании, что упомянутый умученный от большевиков полковник официально канонизирован церковью, уже не выглядит кафкианским бредом.
Разумеется, религия и здесь не более чем инструмент чисто политической реакции. Ну не верю я в истовую веру "православных чекистов". Просто религиозная сакрализация и неизбежно связанное с ней религиозное табуирование очень удобны для нагнетания чисто политической нетерпимости и расширения чисто политических запретов. В перспективе любая критика политической системы, политического руководства или политического курса может быть объявлена "святотатством".
Почему до сих пор не удалось остановить продолжающееся наступление реакции, и можно ли было его остановить? Реакцию не удалось остановить, прежде всего, потому, что протесты общественности против неправосудной расправы с Pussy Riot оказались недопустимо слабы. Недопустимо слабы для нормального общества. Респектабельная публика сторонилась акций в поддержку Pussy Riot. Морщилась: фу, как этот панк-молебен безвкусен, неэстетичен и нехудожественен! Так пусть теперь эта же публика не жалуется, что учить ее эстетике и художественному вкусу будет какое-нибудь Энтео.
Чтобы остановить реакцию, надо было говорить "нам нравится этот панк-молебен". Даже тем, кому он не нравился. Кому он был эстетически и стилистически чужд. Общество, оказавшееся неспособным к солидарности, недостойно свободы. Общество, оказавшееся неспособным защитить Pussy Riot от судебного произвола, недостойно свободы.
Чтобы остановить реакцию, акцию Pussy Riot надо было повторять. Или что-то подобное повторять. Внушать властям на уровне рефлекса: судебные расправы будут приводить лишь к новым таким акциям. Внушать обществу на уровне рефлекса: проведение таких акций – нормально. Если бы это удалось заложить в общественное сознание, никому бы и в голову не пришло устраивать истерику по поводу акции в Исаакии. Вот так останавливают наступление реакции. Общество, оказавшееся неспособно ни разу повторить акцию Pussy Riot, недостойно свободы.
Чтобы остановить реакцию, надо было выходить на улицы. Несанкционированно. Сопротивляться полицейскому произволу. Закладывать в общественное сознание, что сопротивление полицейскому произволу нормально. Там, где это заложено в общественное сознание, нет полицейского произвола. Только так можно остановить постоянное расширение запретов на проведение публичных акций.
Наконец, чтобы остановить реакцию, депутаты, как бы представляющие "демократическую оппозицию", не должны сегодня, фактически в унисон с религиозными изуверами, говорить, что акция в Исааки была некрасива, неуместна и глупа. Не должны фактически отмежевываться от нее. Чтобы остановить реакцию, к ней не надо подлаживаться. Перед ней не надо заискивать. Это не смягчит мракобесов и изуверов, а только раззадорит. Это лишь облегчит им дальнейшее наступление. А себе лишь позора добавит.
