Летом я отправил резюме на вакансию исполнительного директора Фонда борьбы с коррупцией Навального, а с сентября помогаю Алексею наладить работу по нескольким направлениям.
На собеседовании меня спрашивали про отношение к мелким неприятностям в виде обысков, прослушки и подобного. Уже через двадцать минут после знакомства с Алексеем меня выцепили из левого ряда на Новом Арбате и проверили документы. Этим случаем я удачно отшучивался от многочисленных "посадят" посыпавшихся на меня от близких. Через пару недель в офисе Фонда обнаружили жучки.
По дороге в Фонд сложно не обратить внимания на настенные изображения Навального за решеткой, что, видимо, идет в комплекте с такими вот милыми вещами, к которым Алексей относится с присущим ему юмором. Пожалуй, после слежки и обысков это действительно мелочи.
Одна из первых моих задач была весьма простая: сделать возможными пожертвования Фонду с кредитных карточек. Я подал заявки на подключение к эквайрингу в несколько платежных систем и банков. PayOnline, АльфаБанк, PayU и Uniteller отказали сразу, трое из них прямо указали причиной чрезмерные риски. Я был удивлен.
Мы начали процедуру подписания договора с Assist, которая плавно перешла в процедуру подписания договора с процессинговым центром UCS, где и застряла в департаменте безопасности. Навечно. До сих пор нам не удалось получить даже официальный отказ.
Сроки начинали поджимать, и Алексей обратился в твиттер, благодаря чему я познакомился с Павлом Врублевским из Chronopay. Для начала он рассказал мне много интересного про симптомы прослушки телефона, многие из которых я как раз у себя наблюдал, или думал что наблюдаю. Благодаря Павлу мы узнали, что директор UCS очень поддерживает борьбу с коррупцией, но еще больше поддерживает Единую Россию и поэтому не хочет заключать договор с Фондом. А также то, что кроме UCS мы можем попробовать подключиться к процессингу группы ВТБ или Мастербанка. В течение недели и те и другие нам отказали, также как Латвийские и Азербайджанские банки-партнеры Chronopay. Так закончилась моя попытка подключить прямой эквайринг на Фонд.
В этот момент мне еще казалось, что все это, как и нежелание многих людей помогать или афишировать свою помощь Алексею — просто необоснованный пережиток советского страха перед властью. Я думал, если не делаешь ничего противозаконного, то бояться нечего.
Мы по быстрому подключили карточки на Алексея лично, запустили успешный фандрайзинг РосПила и отправили заявки в российский PayPal и Робокассу. Paypal не счел нужным ответить, а Робокасса, к их чести, без вопросов нас подключила.
В это время анонсируется еще нескольких уголовных дел на Алексея и его семью. Мне становятся известно и о других, менее публичных случаях давления на соратников Алексея и спонсоров Фонда.
В январе мы пытаемся вести переговоры с потенциальным производителями футболок и другой сувенирной продукции. Как уже можно догадаться, многие отказали сходу, по тем же причинам.
Только что прошел притянутый за уши обыск у Владимира Ашуркова по делу СПС, где нет ни одного потерпевшего. А в апреле, видимо, будет суд над Алексеем по Кировлесу.
Всего за полгода я прошел путь от снисходительного отношения к волнению знакомых узнающих про мою работу с Алексеем, к весьма гнетущим ощущениям при слове "обыск" в новостях. От уверенности что попугают и не посмеют, к серьезным размышлениям о том, что будет с Фондом в случае реального срока Алексею.
На вопрос "Не боишься ли ты?" я, как и на собеседовании, отвечаю: не вижу другого выхода. Нужно или что-то делать или уезжать, чего я категорически не хочу. Однако теперь я куда лучше понимаю мотивы самоцензуры и кухонного патернализма. Культивация страха так и осталась стратегий управления Российским государством. И еще сложнее мне стало осуждать радикализм нашей оппозиции. Посмотрел бы я на вашу позитивную повестку после допроса.
Теперь выражения "инвестиционный климат" и "политические риски" наполнились для меня очень конкретным смыслом.
Одна из важнейших задач для фонда сейчас — налаживание работы с постоянной командой разработчиков и дизайнеров. Юристы замечательных ребят, с которыми мы очень хотим работать, гениально сформулировали ответ на вопрос о рисках: "Если вы верите в то, что закон соблюдается, то рисков нет. А если нет — вопрос не к нам".
А вы верите в соблюдение Российских законов?
! Орфография и стилистика автора сохранены
